– Ты про свою…
– Эрос, – шипит она, но пытается не рассмеяться. – Сосредоточься.
– Могу сказать, что сейчас я крайне сосредоточен. – Взаимное подшучивание слегка развеивает напряжение. Психея тащит меня за собой, как любимую игрушку, и останавливается возле стены с фото.
– Смотри.
А вот что изменилось с тех пор, как я был здесь впервые: появилось два новых дополнения. Первое – фотография Аида и Персефоны в черной рамке. На ней белое свадебное платье, которое выглядит на удивление традиционно. Светлые волосы накрыты фатой. Аид, конечно, одет в черный костюм с черной рубашкой, только на его лице нет привычного сурового выражения. Он смотрит на свою невесту с мягкой улыбкой на губах. Она широко улыбается ему, едва ли не источая свет. Так мило, что у меня аж зубы сводит.
Психея тянет меня за руку.
– Да-да, моя сестра прелестно выглядит.
А я?
Все, что у меня на сердце, видно в моих глазах.
От меня не ускользает, насколько важно, что эта фотография висит здесь среди прочих счастливых снимков женщин Димитриу. Пускай Деметра не приняла меня с распростертыми объятьями и ласковыми словами, но, повесив эту фотографию, она и правда принимает меня в семью.
Я смеюсь, а горло сводит.
– Да ну нахрен.
– Что?
Я не могу выразить это странное чувство словами. У меня никогда прежде не было семьи, во всяком случае, такой, в которой общение происходило не с целью извлечения выгоды. От такого теплого приема, даже столь скромного, чувствую себя странно и неловко, будто не знаю, куда деть руки.
– У твоей матери недвусмысленный способ принять кого-то в семью.
– Это точно. – Психея льнет к моей руке. – Эй.
– Да?
– Я люблю тебя.
Я быстро целую ее в ярко-розовые губы.
– Я тоже тебя люблю. А теперь пойдем вниз и поздороваемся с твоей матерью как положено.