– Тогда идем на кухню.

Час спустя мы поели и приняли душ. Планируем оставшуюся часть дня, как вдруг звонит мой телефон. Увидев имя матери, я затаиваю дыхание.

– Алло?

– Посейдон отпадает. Мне жаль, Психея. Я пыталась задействовать все имеющиеся в моем распоряжении рычаги давления, но он отказывается вмешиваться.

От разочарования у меня подкашиваются ноги. Мне едва удается приземлиться на стул.

– Понятно.

– Этот молодой упрямый дурак по-прежнему считает, что может играть по своим правилам, а не погружаться в пучины, в которых обитаем все мы. Если дашь мне немного времени…

– Спасибо, но в этом нет необходимости. – Времени у нас нет. Сейчас Афродита, возможно, отдает приказ о следующем нападении. Она не из тех, кто легко переносит собственные промахи, а в ее глазах я дважды ее переиграла. Она не допустит, чтобы это случилось в третий раз. – Я разберусь.

– Психея… – Впервые на моей памяти в голосе матери слышится неуверенность. – Позволь мне помочь.

Ужасные слова так и норовят сорваться с языка.

Я бы не оказалась в этой ситуации, если бы Афродита не питала к тебе такую лютую ненависть. Я бы вообще не очутилась в Олимпе, если бы твои амбиции не были так сильны.

Но я не произношу их вслух. В конце концов, на мне лежит не меньше ответственности, чем на остальных участниках. Я могла поступить как Персефона и попытаться выбраться из Олимпа. Но никогда не ставила себе такую цель. Я тоже играла в эту игру и теперь должна играть лучше, чем прежде.

Потерпеть неудачу – значит умереть.

Я делаю медленный вдох.

– У меня все под контролем. Позвоню тебе позже. – Я вешаю трубку и, бросив взгляд в сторону Эроса, вижу, что он смотрит на меня. – Посейдон нас не поддержит.

– Шансы на успех были невелики, но я надеялся, что ошибаюсь. – Он замер, что, похоже, случается всякий раз, когда он напряженно размышляет, а в чертах его лица появляется холодность. – Я со всем разберусь.

– Эрос, нет. – Сила, рожденная неподдельной паникой, вновь наполняет мое тело. – Нет. Ты не можешь причинить вред своей матери.

– Я и не хочу, – с болью в голосе говорит он. – Но мы оба знаем, что она не остановится. – Эрос медленно качает головой. – Другого выхода нет. Время на исходе.

Я это знаю. С болью осознаю, как проносятся секунды.

– Эрос, прошу. – Я веду руками по его груди и обхватываю его лицо ладонями. Боги, кажется, сейчас расплачусь. – Я люблю тебя. – Сказать это сейчас – жестокий ход, коварный и бессовестный. Мне все равно. Я и не такое скажу, лишь бы не дать Эросу совершить эту ошибку. В конце концов, это правда.