Вторым актом войны стали события Египте. Таинственный «Али-Бей ибн кто-то», оказавшийся Али-Беем аль-Кабиром, был найден при активном участии Людвига Саксонца, профинансирован, и в самом конце октября он совершил государственный переворот, объявив Египет независимой страной, а себя — его султаном. Только что прибывшая в Средиземное море «Обшивная эскадра» тут же сгрузила ему треть запасов старого оружия, захваченного в поход. Оставшиеся две трети пока ждали своего часа, они предназначались грекам.
И, наконец, в ноябре начался третий акт — как и положено по канонам драматургии, все проясняющий и расставляющий по своим местам. В Саксонии загрохотали ружья и пушки. Правда, делали они это не очень интенсивно и не так чтобы долго, ибо восемнадцатитысячная саксонская армия, да к тому же застигнутая врасплох, никакого серьезного сопротивления многократно превосходящим в численности пруссакам оказать не смогла и пятнадцатого декабря капитулировала.
Если быть точным, то в Саксонию вторглись не только прусские войска. Там присутствовал еще и отдельный добровольческий батальон «Бранденбург». Хоть название батальона и намекало о принадлежности к Пруссии, но придумал его русский император, а командовал подразделением двадцатишестилетний секунд-майор Александр Васильевич Суворов.
Аналогично в составе армии Миниха, готовящейся к вторжению в Крым, был отдельный кирасирский эскадрон «Урюпинск» под командованием полковника Фридриха-Вильгельма фон Зейдлица. Король не пожалел отправить в Россию одного из своих лучших кавалеристов. Правда, Петр тоже выделил для интернациональной помощи не кого-нибудь, а самого Суворова, просто о его потенциале некоторые только догадывались, а точно знали лишь император с императрицей.
Саксония интересовала Фридриха не только сама по себе, но и как плацдарм для нападения на Богемию и Моравию. Вот только сейчас, в отличие от своего же поведения в другой истории, король не стал ждать до следующего лета, а двинул свою армию вперед уже в середине декабря.
Австрийцы спешно вытаскивали войска с зимних квартир, а Фридрих, не очень даже и торопясь и почти не встречая сопротивления, двигался к Праге. Сейчас целью боевых действий был не захват территории, кою король все равно не надеялся удержать, а по возможности масштабное уничтожение живой силы противника при минимизации собственных потерь.
Однако для того, чтобы убить или ранить вражеского солдата, нужно или прийти к нему, или дождаться, пока он придет сам. Фридрих выбрал второй путь, оттого и не торопился.
Австрийцы наступали двумя армиями. Первая, под командованием принца Карла Лотарингского, очень спешила. По выражению Петра Второго — как голый на случку. И, с разбега нарвавшись на заранее подготовленные оборонительные позиции пруссаков, потерпела сокрушительное поражение. Деморализованные остатки австрийских войск были загнаны в Прагу, после чего Фридрих блокировал город.
Второй армией, насчитывающей в своем составе около шестидесяти тысяч человек и пятьдесят с небольшим пушек, командовал фельдмаршал Леопольд Даун, причем вопреки довольно многозначительной фамилии он делал это грамотно. Король выдвинул ему навстречу сорок две тысячи человек при двухстах пятидесяти пушках.
В обоих историях — и в той, что изучал Новицкий в двадцать первом веке, и в той, которую после заброса в прошлое он начал в меру способностей вершить сам, первым среди европейских полководцев понял значение полевой артиллерии Фридрих. Правда, сейчас он сделал это с подачи Новицкого, но зато более глубоко. В результате сейчас он имел подавляющее преимущество в пушках, кое можно было использовать как для наступления, так и для обороны.
Русский император понимал значение артиллерии, которую вот-вот должны были назвать богом войны, как минимум не хуже Фридриха, ибо опирался в этой области на опыт еще не родившегося Наполеона. И насыщенность русской армии пушками опиралась именно на наполеоновские стандарты, в отдельных случаях их существенно превосходя. Например, на вооружении батальона «Бранденбург», имевшего численность девятьсот тридцать человек, состояло двадцать легких орудий.
Сражение произошло неподалеку от города Колин. Первыми туда пришли австрийцы и, прекратив движение вперед, приступили к оборудованию оборонительных позиций. Фридрих подошел через день и тоже начал окапываться примерно в пяти километрах от редутов Дауна.
Четверо суток армии стояли напротив друг друга. Ни один из командующих не хотел наступать, предпочитая, чтобы это сделал противник. Однако в этом вопросе положение прусского короля было более благоприятным. Снабжение его войск производилось заметно лучше, чем у австрийцев, а обмундирование, хоть и не дотягивало по функциональности до русского, все же оказалось куда теплее австрийского. В общем, у Фридриха никто не голодал и почти никто не мерз, а Дауна массово происходило и то, и другое.
Разумеется, фельдмаршал стоял на месте не просто так, от растерянности. Он надеялся дождаться довольно значительного подкрепления под командованием фельдмаршала Броуна. Однако когда от него прискакал курьер с сообщением, что из-за погоды, отвратительных дорог и много чего еще Броун сможет прибыть на место не ранее чем через две недели, Даун решил начать сражение. Тем более что позиции Фридриха были несколько менее выгодными с точки зрения рельефа местности. Австрийцы, придя на место первыми, расположились на единственной в округе возвышенности.
Было принято решение наступать сначала в центр прусских позиций, а потом, дождавшись, пока король перекинет туда резервы, ударить по левому флангу. Вообще-то он являлся не самым удобным местом для проведения успешного наступления, будучи слева защищен оврагом, но Даун решил, что недостатки позиции искупаются особенностями личного состава обороняющих ее войск. Австрийский фельдмаршал знал, что там стоит какой-то не очень понятный добровольческий батальон, и почему-то решил, что это ополчение. Возможно, из-за довольно блеклой формы подразделения, где и солдаты, и офицеры выглядели одинаково бедно и серо.
Фридрих тоже несколько сомневался в боевых возможностях батальона «Бранденбург», ибо в серьезных боях он до сих не участвовал, но успокаивал себя наличием того самого оврага слева. Кроме того, король считал, что в случае необходимости всегда сможет поддержать русских резервами.
Однако уже через сорок минут после начала сражения пришлось почти все бросить в центр позиций — больно уж активно лезли вперед австрийцы, создавая явную угрозу прорыва. Фридрих начал понимать, что, если у противника остались хоть какие-то резервы, он как раз сейчас может провести успешный удар слева. И почти не ошибся. Даун ударил именно там, но вот с успешностью данного действия получилось как-то не очень.
К немалому удивлению как пруссаков, так и австрийцев, добровольцы открыли интенсивный ружейный огонь, когда до противника оставалось еще полторы сотни саженей — или, если применять новую русскую систему мер, то около трехсот метров. Причем стреляли бранденбуржцы не залпами, а вразнобой, и у короля создалось впечатление, что с такой запредельной дистанции в цель попадает больше половины пуль. Значит, вот как можно стрелять из русских штуцеров? Но их же очень долго заряжать, и сейчас австрийцы сомнут лишившийся огневой мощи батальон!
Однако, похоже, для перезарядки русского штуцера требовалось не больше, а едва ли не меньше времени, чем для обычной фузеи, и убийственно точная стрельба продолжалась, не ослабевая. В общем, первая атака была отбита одним ружейным огнем.
Для второй атаки на редуты добровольческого батальона австрийцы собрали заметно больше сил, и первое время наступление развивалось успешно, несмотря на частую и точную стрельбу русских. Однако, когда наступающим оставалось пройти меньше ста метров, двадцать пушек батальона дали залп картечью в упор, а русские вдруг неожиданно покинули позиции и ударили в штыки, полностью деморализовав и рассеяв противника. Но не стали его преследовать, на что надеялся Даун и чего опасался Фридрих, а вернулись на свои редуты.