— Смотри, Годвер — рыцарь, живой. Я его спасла, — девушка, юная, не старше самого Теодора, непредставимо изящным жестом поправила выбившийся из прически локон.

— Ага, вижу. Ну–ка, парень, вставай.

Пожилой, некрасивый мужчина с ужасным шрамом помог Теодору встать и даже поддержал, пока мир не перестал кружиться. Случайно задетая рана вновь напомнила о себе, заставив скривиться от боли.

— Ранен? — деловито уточнил воин. Видимо, начальник охраны, — Где? Сильно?

— Да у тебя шишка! — нежные пальчики бесконечно интимным жестом взлохматили шевелюру.

Безграничная доброта и сострадание в зеленых глазах заставляли боль отступить. Словно сама богиня милосердия сошла в этот миг на землю. Даже грязь на подоле зеленого платья смотрелась как аллегория нелегкого пути истинной добродетели.

— Шишка — это мелочь, — грубый голос вновь разрушил очарование момента, — ты как парень? В глазах не двоится? Блевать не тянет? Ну и отлично. С рукой что? Дай–ка я лучше сам посмотрю. Ну–ка давай помогу тебе кольчугу снять, герой.

Теодора деловито раздели, осмотрели, перевязали. Леди, оказывается, сопровождали десятка три охранников и крытая повозка. Кто–то привел нервно хрипящую и косящую в сторону Дульсию. Кто–то стаскивал в одну кучу трупы. Возле единственного выжившего разбойника на корточках сидел седой мужчина в странной броне. Несмотря на довольно спокойный тон вопросов, бандит нервно сучил ногами, пытаясь отползти подальше, хотя давно уже уткнулся спиной в ствол огромного ацера. Тео прислушался.

— Ну вот видишь, — мягкое произношение, чуть растягивающее гласные, неприятно напоминало шипение змеи, отдаваясь дрожью где–то внутри, — ты ведь разумный человек, ты хочешь жить. Хочешь загладить свою вину. Хочешь мне рассказать, все рассказать.

Теодор почувствовал, что еще немного, и он сам начнет пересказывать всю свою недолгую жизнь в подробностях, что уж говорить о крестьянине? Тот начал быстро лепетать, захлебываясь, преданно глядя на старика. Парень отвел глаза, чтобы избавиться от наваждения и заметил, что остальные охранники стараются держаться от места допроса как можно дальше, да и вообще не смотреть в ту сторону. Лишь леди наблюдает за происходящим с любопытством, поигрывая поводьями угольно–черной лошади с невероятно густой рыжей гривой.

Вдруг разбойник осекся на полуслове и замер, уставившись в одну точку.

— Что это с ним? — от удивления Теодор позабыл все правила благородного обхождения.

Чуть повернув голову к сидящему на земле парню, леди приложила палец к губам, призывая к молчанию.

Некоторое время ничего не происходило, потом разбойник обмяк, а странный охранник поднялся на ноги.

— Встань, Аньер из Нахтерива, — теперь голос звучал обыденно, чуть устало.

Ноги плохо держали перепуганного разбойника, но ослушаться он не посмел. Некоторое время седой изучал стоящего перед ним человека, словно пытаясь что–то решить, а потом плечи его расправились, голос зазвучал властно:

— Я, Даркин Кат, барон тай-Ривертэйн, властью данной мне королем, приговариваю Аньера из Нахтерива к смертной казни за разбой, убийства и нападение на дворянина.

Барон сделал короткую, на два вдоха, паузу, словно давая всем осмыслить услышанное, а затем просто коснулся рукой груди преступника. На землю упало тело не крепкого мужчины, а дряхлого, высушенного годами старика.

— Оттащите в общую кучу, — скомандовал маг, обернувшись к сопровождающим.

— Геквертиш! — молодой охранник хлестнул себя перчаткой по бедру, — отдали бы его мне! Нужно ж было хоть допросить!