— Определенно.

Он снова взялся за чашку и начал покручивать ее на блюдце так, чтобы ручка останавливалась через каждые девяносто градусов: 12 часов, 3 часа, 6 часов, 9 часов.

— О чем же?

— Наверное, о чем-то, что касалось только нас с Лили.

— Конечно, — быстро сказал он.

Он поставил чашку и блюдце на место. Чай он весь выпил. У него не было причин снова брать их в руки, кроме, может быть, инстинктивного побуждения виновато крутить что-то в руках.

— Но если бы вы сочли возможным мне об этом рассказать, я был бы вам очень признателен.

— О вас мы не говорили, не беспокойтесь.

Было очевидно, что его что-то беспокоит.

— Нет-нет, я не об этом.

— И о Джозефин тоже не говорили.

— Я имею в виду саму Лили. Успела ли она рассказать вам что-нибудь о себе?

— А вы намекните мне, что она, по вашему мнению, могла бы мне рассказать, и тогда я смогу ответить на ваш вопрос.

— Мне, в общем, и не надо знать, о чем она могла вам рассказать. Я и так знаю. Мне лишь интересно, посчитала ли она уместным сообщить вам об этом… действительно ли хотела сказать вам об этом… действительно ли вы были в это как-то посвящены.

— Роберт, — произнес я, — вас действительно трудно понять. Что вы имеете в виду?

— Значит, она не сказала, — заключил он.

— О чем не сказала?

— Если бы она вам сказала, то вы бы точно знали, о чем идет речь. — Он поднялся. — Большое спасибо за чай, — поблагодарил он. — Похоже, вы ответили на мой вопрос. Не провожайте, я найду выход. Приятно было повидаться, Конрад.

— О чем она должна была мне сказать? — спросил я.

— Вы сами все скоро узнаете. И думаю, будет лучше, если вы услышите об этом не от меня.