— Это из Гете, но лучшего сейчас не придумать.
Многим Петерс казался странным: молчаливый, упрямый, часто резко неуступчивый. Но еще более странным казался Дзержинский, человек с бледным худым лицом и запавшими, всегда горящими глазами, бесстрашный, беспощадный в первую очередь к себе. В скупое свободное время, оторванное от крайне ограниченного сна, читал «Фауста».
В тот же день было совершено покушение на В. И. Ленина.
Известие было страшным. Бурей ворвалось оно в комнату Петерса. Стало невыносимо тревожно на душе, холод побежал по телу. Не могло успокоить и то, что сам Ленин говорил: «В настоящее время ни один большевик в России не может уклониться от опасности». Личная безопасность для Петерса ничего не значила, но злобный враг поднял руку на вождя революции!
Россия содрогнулась от жестокого преступления.
БРОСОК ЗМЕИ
И снова случилось так, как и во время восстания левых эсеров. Дзержинского рядом не оказалось, на сей раз он был на пути в Петроград. Стрелявшую в Ленина террористку допрашивали Я. М. Свердлов и Я. X. Петерс. Был вынесен смертный приговор революционного суда, оформленный и записанный рукой Петерса. Каплан отправили в полуподвальную комнату Большого Кремлевского дворца. Приехал комендант Кремля П. Д. Мальков, который привел приговор в исполнение. 4 сентября «Известия ВЦИК» сообщили: «Вчера расстреляна Рейд-Каплан, стрелявшая в тов. Ленина». Бесплодными оказались надежды тех, кто стремился эсеровским выстрелом изменить ход истории. Революция защищалась.
31 августа чекисты вошли в здание бывшего английского посольства на Дворцовой набережной в Петрограде. На шум на лестнице вышел атташе Френсис Кроми и, не слушая, что говорят вошедшие (а те предъявили документ на право обыска), выхватил револьвер, открыл огонь. Три чекиста упали, сраженные пулями Кроми. В ответ загремели выстрелы чекистов. Кроми тяжело, как бы нехотя, опустился на ступени лестницы. Прибежал врач. Самый юный из чекистов (это была его первая операция) Иосиф Стадолин был убит, два его товарища тяжело ранены. Врач взял руку атташе, однако близкий друг Локкарта этого уже не чувствовал.
На поиски С. Рейли отправился Петерс. Нагрянули на московскую квартиру Рейли, там никого не обнаружили. Оставили засаду. А Рейли 31 августа находился в Петрограде и, узнав о событиях в английском посольстве, о гибели капитана Кроми, сразу выехал в Москву, где ожидались, как он полагал, решающие события… Петерс не знал, что Рейли заспешил в Москву, а Рейли не знал, что его ждет засада…
Из показаний С. Рейли, данных им в 1925 году: «По дороге с вокзала я купил «Известия», но не читал их, и только по приезде на мою заранее заготовленную квартиру я, развернув газету, увидел, что так называемый локкартовский заговор раскрыт. Положение получилось потрясающее. Связи с моими главными передаточными пунктами были порваны, и я вдруг очутился в воздухе. Кроме того, полная неизвестность о размерах провала и о лицах, ими захваченных… Моя беспомощность была полная…»
В первые часы в Москве ему явно повезло: он инстинктивно почувствовал, что надо с вокзала укрыться на запасной явке. Засада ждала его в другом месте. Рейли умел мастерски заметать следы и, как змея, почти никогда не повторял свои тропы. Потом он признавался: «Иногда к вечеру я ходил на ту квартиру, в которой в данный момент ночевал (редко больше 3–4 дней на одной квартире), приводил в порядок все собранные мною сведения».
Очутившись «в воздухе», Рейли сумел быстро спуститься на землю. Он обошел засаду, а вечером перебрался к артистке художественного театра А. А. Оттен. Она считала его офицером английской миссии, и (как заявит потом на суде) Рейли ухаживал за нею и ей нравился. Суд оправдает артистку. В следующую ночь Рейли «нанес визит» другой «знакомой» — машинистке ВЦ И К Ольге Старжевской, которую впервые встретил в фойе Большого театра во время работы съезда Советов. Рейли представился тогда служащим в советском учреждении, и за взятку в 20 тысяч рублей она выписывала Рейли пропуска в Кремль. Теперь, ночуя у Старжевской, Рейли сознался, что он вообще не русский, а англичанин. Сгаржевскую суд приговорил к трем годам тюрьмы.
Как ни искали люди Петерса этого обольстителя женских сердец, шпиона-хамелеона, тогда его не нашли. Убедились лишь, что Рейли из Москвы бежал. Но куда?
Хмурый Петерс ходил по комнате. Где эта змея могла скрыться? Наткнулся на диван с аккуратно застеленным серым одеялом. Потянулся к телефону. Передумал. Взял книгу с полки: у него были любимые Некрасов, Толстой. Попалось что-то совсем другое — пыльная растрепанная книжица о звездах и мироздании. Оказывается, что до ближайшей звезды самым быстрым курьерским поездом за тысячу лет не доедешь. Кошмар! Неужели и Рейли так же недосягаем!
…Ренэ Маршан очень спешил, он выскочил в Охотный ряд перед прогромыхавшим трамваем. Французу преградил дорогу красноармейский патруль — два солдата с винтовками на плечевом ремне, штыки примкнуты. Красноармейцы окинули строгим взглядом по-европейски одетого Маршана, потребовали документы. Француз был не из боязливых (истый газетчик), еще недавно редактировал «Фигаро». Это всегда придавало уверенность, но сейчас сердце Мартана учащенно забилось. Как хорошо, что с ним нет его письма к президенту Франции! Того и гляди, могло бы попасть в руки патруля. Красноармейцы уловили волнение француза, придирчиво спросили, кто он, откуда и куда направляется. Журналист ответил — располагается в особняке Берга. Красноармеец из патруля дошел с Маршаном до особняка Берга. А там шел обыск. Маршан не смутился, пожал плечами, словно давая понять, что это его не касается, вошел в особняк.
Чекисты тем временем завершили обыск. Проверены столы, книжные этажерки, брошенные саквояжи, осмотрены тщательно развешанные картины, платяные шкафы. Набралось довольно много бумаг (почти все они были на французском), их загрузили в автомобиль, Тихомолов повез все на Лубянку.
По поручению Петерса его люди отправились в Милю-тинский переулок. На месте был составлен протокол: «1 сентября 1918 года мною, комиссаром ВЧК, по ордеру № 6371 был произведен обыск на квартире французского гражданина Генриха Вертомона (правильно: Анри де Вертимона. —
Петерс прочитал бумагу комиссара и отложил ее в сторону: все как всегда, довольно буднично. Зато всякие записки, письма, телеграммы и особенно бумаги, привезенные Сергеем из особняка Берга, — это было тем, что Петерс так ждал. Он с жадностью принялся читать. Будет просмотрен каждый листочек — тщательно, скрупулезно, как учил Дзержинский. Уже в более спокойной обстановке спустя годы Петерс напишет: «И нетерпеливые комиссары, и следователи учились у него, как, работая над расшифровкой мелких бумажек, можно найти ценнейшие нити для дальнейшего раскрытия контрреволюционных заговоров».
А в это время Локкарт понудил офицеров разведки немедленно сжечь «опасные документы». Дымок заструился над трубой английского консульства. Петерс, приехавший к консульству на замызганном «паккарде» с Сергеем Тихомоловым за рулем и двумя вооруженными чекистами, увидев странный дымок, приказал немедленно подняться на верхние этажи. Хотя на первом этаже уже находились ранее прибывшие сюда чекисты, они дали маху — не обратили внимания на дым! Обыск с приездом Петерса провели успешнее. Обнаружили кое-что интересное.
Последние теплые дни истекавшего лета сменились в Москве прохладой. Задул свежий ветер. По улицам понеслись первые желтые листья. В сером небе ветер разрывал сине-темные тучи и гнал их куда-то дальше. Стало заметно холоднее. Люди ежились. Наступала еще одна военная осень России!