— Заноза, ты чего? — чувствую, как горячие руки отцепляют мои ледяные пальцы от обивки. — Эй, ты испугалась? Ну же, малыш, посмотри на меня! Открой глаза, мы уже на месте. — Заботливый шепот и теплые объятия действуют успокаивающе. — Обещаю, домой мы поедем на такси.
Киваю ему, всматриваясь в лицо, так близко наклонившееся ко мне.
— Ты и вправду хорошо летаешь и, если бы не… — запинаюсь, вспомнив взлетно-посадочный пятачок.
— Автоматика работает на «отлично».
Глава 32
*Глеб*
Я люблю высоту в любом виде, если можно так выразиться. Пентхаус на последнем этаже элитной многоэтажки, полеты на всевозможных воздушных судах, и, если есть возможность, то не прочь и за штурвалом посидеть.
Вот и сейчас до ресторана, в котором заказан столик, можно без проблем добраться по земной тверди, за рулем комфортабельного автомобиля — быстрее и привычнее. Но мне нестерпимо хочется показать Занозе красоту ночного города с высоты птичьего полета, и не просто со смотровой площадки, а вот так, когда весь мир у нас под ногами, и мы парим в потоке небесной тишины.
Она такая забавная в своей непосредственности, прильнувшая к стеклу, словно ребенок к огромной витрине самого большого магазина с игрушками! Почти не дышит, замерев. А меня переполняет необъяснимое чувство восторга и упоения, и хочется продлить его до бесконечности.
Эти треклятые дни вдали от нее тянулись чертовски медленно. Я загружал себя работой сверх человеческих возможностей, лишь бы быстрее все завершить и вернуться к ней. Вечером только и мог, что, сожрав на бегу ужин, принять душ и завалиться в кровать, чтобы позвонить и услышать голос, без которого стал плохо засыпать, даже вымотавшись в хлам.
Заноза — одно слово. И с каждым днем она все глубже засаживается мне под кожу. А желание вытравить ее, насытившись без остатка, постепенно меркнет, оставляя после себя стойкую потребность во всем том, что окружает меня, когда она рядом, во всех тех чувствах, которые наполняют мое естество и забиваются в голову, дурманя, опьяняя, насыщая, даря смысл существования.
Глупо? Может быть, но уже неизбежно и, видимо, неизлечимо.
А может быть, навсегда?
Ладно, так далеко я не заглядываю. Меня устраивает то, что здесь и сейчас. А сейчас Заноза рядом. Я дышу ее ароматом, слышу ее неровное дыхание и частое сердцебиение. Вижу испуг в синеве ее прекрасных глаз и нежными поцелуями вперемежку с ласковыми словами успокаиваю малышку. Она не испугалась полета, а посадка на небольшой пятачок ввела ее в такой ступор, что холодные ладошки до сих пор подрагивают в моих ладонях.
Лопасти вертолета уже замерли, и пилот из авиаклуба нервно расхаживает в нескольких метрах от нас, недвусмысленно намекая на истекающее время аренды аппарата, но Заноза все еще смотрит на меня огромными глазами. В них плещется легкая растерянность, и венка на шее учащенно пульсирует, выдавая неровную частоту сердцебиения.
— Пойдем? — робко интересуется она и делает почти уверенный шаг в сторону от вертолета.
Молча, поддерживая ее за талию, координирую наш маршрут до лифта, а затем, спустившись всего на этаж, — уже по помещению ресторана. Встречающий всех гостей администратор провожает нас до выхода на открытую веранду.
— Сейчас к вам подойдет ваш официант на этот вечер, — чинно сообщает он и удаляется.
— А здесь красиво, — с толикой восхищения в голосе, окидывая внимательным взглядом окружающее пространство, подмечает Ксения, делая несколько шагов вглубь.
Я заказал столик на небольшой уединенной террасе с видом на город и чернильный бархат ночного неба с мириадами бриллиантовых россыпей звезд. Всего три столика, но оформлен к ужину только один — наш, остальные будут пустовать. Этот вечер и это место сегодня только для нас.