— Извини, нервы.

Зря сорвалась на Дашку, но я не могу слышать ее эти счастливые речи о любимом Ромочке, о том, какой он лапочка и как они счастливы. Нет, я действительно рада за сестру, но я так хочу счастья для себя.

— Так, рассказывай, я на правах старшей сестры дам дельный совет, — Дашка проглотила пирог, села прямо, поправляя подол халата. — Это все тот препод, да? Или этот лягушатник Анри? Я как новости увидела, чуть не родила.

— Ой, прекрати, тебе еще рано.

Отхожу к окну, смотрю на медленно облетающие деревья в саду, на проносящиеся по небу тучи, а самой хочется реветь в голос. Понимаю, что надо поговорить с Денисом, расстаться как взрослые люди, у него жена и скоро будет ребенок, у меня… да тоже все будет хорошо. Надеюсь.

— Маха, говори.

— Хотела показать тебе платье, не слишком откровенное, как считаешь?

Перевожу тему, иду в гардеробную, достаю из чехла купленный наряд. Папе наверняка не понравится, но отступать поздно, путь будет оно, меня еще никто не видел такой дерзкой.

— Да успокойся ты со своим платьем, Машка, я же вижу, что ты чем-то озадачена, поверь, лучше поговорить, и все встанет на свои места. Маша, вернись, я не могу бегать за тобой по дому. Ох ты, боже мой! И ты в этом собираешься пойти на прием? У меня, кажется, отошли воды.

Дашка смешная, как курица носится со своим пузом, рано ей еще и воды, и рожать.

Смотрю на себя в зеркало, платье отливает золотом, переливается под светом люстры, оно почти в пол с запахом. Тонкие бретели, на мне нет бюстгальтера, он тут лишний, а обнаженная правая нога выше середины бедра придает большей пикантности наряду.

Откровенное, яркое, не хватает туфель на шпильке и маленькой сумочки, а еще папиного подарка: кулона с бриллиантом. Можно даже не делать прическу, оставить вот так небрежно собранные наверх волосы, открывающие шею.

— Ну, как тебе?

— Это ты в нем собралась идти?

— Да.

— А скромнее ничего не нашлось, ты почти голая, я вижу твои соски. Ты хоть трусы надела?

— С каких это пор моя разбитная сестренка, которая встречалась и чуть не вышла замуж за гея, носившая такие наряды, что ей свистели вслед, стала скромницей?

— Ох ты, мама дорогая, Мария, тебя не узнать. Ты сегодня решила сорвать банкет? Все будут смотреть только на тебя. Или этот наряд предназначен для кого-то конкретного?

В дверях останавливается Вершинин, Дашкин муж, улыбается, подмигивает. Он классный, так добивался моей непутевой сестрицы, что папа сдался и благословил их. Мне это светит только с лягушатником Анри, но он такой приторный и душный, что не понимаю, как вообще с ним находиться рядом.

Перестаю улыбаться, Рома смотрит уже серьезно, вот он все понимает и без слов. Он мне почти как старший брат, которому можно рассказать все, а он пойдет и набьет морду обидчику.