Когда аэрозоль наполнила помещение, повиснув в воздухе густым серым туманом, док скомандовал:
– Закрыть глаза! Зажигание!
Всё-таки – боевая аэрозоль недаром была запрещена совбезом ООН: стена огня, полыхавшего несколько секунд так, что даже сквозь светофильтры смотреть было больно, сказала о том, что если кто и выжил внутри помещения до этого, теперь-то точно: обуглился в подгорелые шкварки.
От лаборантов, пытавшихся, конечно, хоть краем глаза взглянуть, что это бушует вокруг них, слышались только междометия: «Ух ты!», «… твою мать!», и «Вау!»
– Внимание! Коллинз, Милнар. Ещё раз – подошвы. Хорошо. Сесть на пол, задрать ноги. Запускаю второе облако аэрозоля.
И только после того, как отпылала вторая стена огня, Мангеймер разрешил «передовикам науки» вернуться в общую лабораторию.
Итог подвёл Коллинз, вылезший из мастодонта в насквозь пропотевших (Или это был не пот?!) штанах:
– Знаете, док, за
Док поспешил вылить на разгорячённые головы ушат холодной воды:
– Обязательно так и сделаем. Если останемся живы.
– … несомненно, процессор устроен наподобии наших. Однако за восемь-то тысяч лет произошло неизбежное. Тонкие, буквально наноразмерные, слои полупроводников в главной плате оказались повреждены. Ну, это, как я уже говорил – просто результат диффузии атомов. И многое из того, что хранилось в памяти, восстановлению уже не подлежит. Разве что найдём другую плату, где повреждения окажутся не столь… м-м… Глобальны. Пока же – вот. То, что удалось, как говорится, «с миру – по нитке…»
Доктор пошелестел (Скорее, как обычно – для вида!) бумагами перед собой. Генерал, да и остальные офицеры отлично знали: у Мангеймера такая память, что он может легко воспроизвести – причём дословно, как для Официального Протокола – то, что говорилось на любой из планёрок за последние десять лет. Однако молчание никто не нарушил. Доктора перебивать или торопить нельзя – себе дороже выйдет.
– Так вот. Разумеется, моя версия о том, что это – исследовательский корабль-лаборатория для разработки супероружия, подтвердилась. Мы нашли обрывки этих самых «сверхсекретных Директив», части «Отчётов о проделанной работе», и финансовые сметы по затратам на оборудование, реактивы, и тэдэ. И, конечно, ведомости на заработную плату научного персонала. Эти последние дали нам особенно много. (Шучу, разумеется!)
Так вот: этого чудо-оружия, похоже, сами разработчики, и их начальство боялись настолько сильно, что запретили даже на световой год подлетать к Дому. Ну, то есть – туда, откуда происходит этот корабль и его экипаж. Зато временем и средствами их не ограничивали. Думали, наверное, что разом снимут все сливки-пенки, если чёртовы учёные всё сделают, как указано в Техническом задании. Ну, то есть – получат все те «потрясающие боевые характеристики», что в мечтах навоображал себе их Главный Штаб.
Ехидный взгляд доктора генерала нисколько не «пронял». Док продолжил:
– Ну так вот. Все эти, и даже многие дополнительные требования, новый «продукт» удовлетворил. Так говорится в последнем отчёте. А больше отчётов с «Батмара Прангла», как называлась эта посудина, не поступало. Выводы делайте сами.
– То есть, вы хотите сказать, доктор, что ни один человек…
– Да. Именно это я и хочу сказать. Им не имело смысла даже спасться на шлюпках – все судёнышки для экстренной эвакуации, тем не менее, – док ткнул пальцем в бумаги, – как здесь указано, «были выведены из строя офицерами, чтобы предотвратить…»
Да вы знаете – чего предотвратить.
– Да. Думаю, мы знаем. Потому что, – генерал говорил тихо, но все слышали каждое слово, потому что сейчас все, кажется, даже затаили дыхание, – чёртова штуковина уже здесь, у нас. Я приказал никому пока не говорить, но полчаса назад механик Коралл Сингх видел «странные зелёные куски, похожие на мармелад», вываливающиеся из решётки системы вентиляции. К счастью, механик оказался сообразительным, и пытаться потрогать не стал. Сразу выскочил наружу, запер отсек, и сообщил вахтенному. А тот – мне. И вот я вас спрашиваю, доктор Мангеймер.