Светлова рассмеялась:

— Кормят! Обещали кофе утром и фуршет. Гера, я всегда удивлялась: почему вы стараетесь сделать из себя гораздо большего мужлана и варвара, чем есть на самом деле? Зачем вам это?

— Татьяна Ивановна, я однажды прочитал такую великую мудрость: если ваши брюки будут заправлены в носки разного цвета, от вас не будут ожидать слишком многого. Я предпочитаю приятно удивлять, а не разочаровывать при дальнейшем общении.

— Но мы с вами ведь достаточно давно знакомы!

— Ну, значит, ваше впечатление обо мне уже ничем не испортить.

Светлова снова рассмеялась:

— Ладно, занимайтесь дохлой рыбой и крякающими индюками, если вам так нравится. Но литературку приведите к общему знаменателю, вам Езерская на стол материалы положит.

— Да пребудет со мной Сила! — сказал я, кажется, вслух.

— Что-что?

— Ничего-ничего.

"Звездные войны" вышли в американский прокат три года назад, до СССР они еще не дошли, и потому я мог здорово спалиться, но фраза была довольно общая. Сила — она сила и есть. Понятие универсальное.

— Так я записываю вас в Мозырь?

— Записывайте!

— И вас не интересует, что там за семинар?

— Не-а! — честно сказал я.

Потому что Мозырь — это чудесно в любом случае!

На улице Революционной оказалось все не так однозначно. Захожая шагами померила расстояние от двухэтажного дома до забора того самого "поместья" с развязными птицами и злым хозяином, и сказала:

— Тут явно больше шестидесяти метров. Это — не придомовая территория, так что претензия в целом силы не имеет. А вот кучи эти им нужно будет убрать, действительно... Сейчас оформим предписание, — и смело постучалась в калитку.

Навстречу нам вышел сам Лисов — плотный мужичок лет пятидесяти, в ватнике и шапочке-"петушке". Выслушав суть вопроса, он засуетился и пригласил нас в домик — точно такой же пенальчик, как и у всех вокруг, квадратов двенадцать, не больше. Птиц у него, по всей видимости, было много — квохтанье и кряканье слышались откуда-то из-за дома. По ходу беседы с Лисовым выяснилось — заселился недавно, буквально летом. Хатка перешла ему в наследство, по завещанию, от проживавшего здесь его вроде как друга и товарища — некоего Федора Архиповича Нестерчука.

— Доглядал я его, присматривал за ним. Вот он на меня и отписал, в мае месяце. Своих никого у него не было. Чтоб дом не пропал — меня прописал, а потом завещание составил, честь по чести. И помер.