Понятия не имею — четыре скоропостижно скончавшихся алкоголика из неблагополучного района за три месяца — это много или мало? Кажется, всё-таки многовато. Но для того, чтобы делать выводы — недостаточно, а потому...

— Любезный Федор Кикиморович, а не могли бы вы посмотреть такие же сведения по улицам Партизанская, Кавалерийская и Гвардейская?

— Я мог бы тебе дать в зубы, — сказал патологоанатом. — Не можешь отчество нормально сказать — не позорься. Ми-ки-ко-ро-вич! Из мордвин я.

— А! Простите дурака, ладно? Чем могу вину загладить?

— Сходи за беленькой. И за солью, и за томатным соком. А я тут пороюсь пока... Может и найду, что тебе потребно!

И я пошел в магазин, потому как сидеть в морге мне не улыбалось, и перед патологоанатомом было действительно неловко. Магазин назывался "Ручеек", на крыльце у него сидели собаки и выкусывали блох из свалявшейся шерсти. Внутри работали два отдела, и к обоим была очередь. Пришлось ждать — Кикиморович за просто так делиться информацией не хотел.

Пока стоял — обдумывал ситуацию. Железки травят людей? Допустим. Одна гонит черт знает из чего самогон, вторая — продает его местным пьяницам, потерявшим человеческий облик. Тоже — допустим. Но они ведь мрут от некачественного пойла! То есть — сокращается клиентская база. Та Железка, которая из магазина, показалась мне женщиной умной и целеустремленной. По крайней мере, манипулировать людьми и планировать свои действия она умела. Тогда почему бы не гнать обычный первач, лучше даже — умеренной крепости, чтобы больше брали, почему бы не загнать весь район в долговое рабство, получать гарантированный доход... Зачем травить людей жженой резиной, димедролом и прочей мутью?

Краем уха я слушал разговор двух мужиков у отдела с алкоголем. Один что-то втирал другому про машину и внуков, второй рассказывал про рояль, который достался ему в наследство:

— ...шалишь, есть гражданский кодекс 1964 года! Там черным по белому написано — у советских граждан есть право оставлять своё имущество любому человеку! Так что к черту они пойдут, бездельники! Я Афанасьичу "Победу" завещаю! — втирал один из пожилых джентльменов.

— Ага, но одна треть всё равно им достанется, прямым наследничкам. Вон, мне рояль приволокли после батькиной смерти... На кой черт мне рояль? — сетовал второй. — Лучше бы деньгами выделили. Кому нужен этот рояль? Куда я его поставлю?

— А в 13 статье новой конституции нашей — я читал — прямо говорится о том, что личная собственность и право наследования в СССР охраняются государством! Так что хрен им, а не "Победа"! — продолжал наседать первый. — Олухи! Разгильдяи! Как дрова поколоть — так не зайдут, а как "Победу" — так отпиши, деда! Я лучше Афанасьичу отпишу, оглоеды!

В голове моей что-то стрикнуло.

— "Столичную" и томатный сок, — сказал я рассеянно.

— У нас только трехлитровые банки! — пропищала продавщица.

— В смысле? Водку в банки разливают? — удивился я.

Ржала надо мной вся очередь, а я раздосадованно скрипнул зубами. Ну, идиот, Гера Белозор! Сок томатный — по три литра! Советская классика, чтоб меня!

— Давайте банку и бутылку тоже. И соль!

С полными руками я возвращался к моргу через распахнутые ворота на больничной территории. Завидев суматоху у обшарпанной железной двери, я остановился в нерешительности — кажется, туда заносили покойников, и соваться к Кикиморовичу с напитками в такой момент казалось мне большой дичью.

Он сам заметил меня из окна и выбежал навстречу, весь какой-то потерянный.

— Ну, принес? Ну, даешь! Нахрена мне три литра-то? Куда я его девать буду? А, ладно, в холодильник поставлю, от этих не убудет... На вот, тут как обещал. Мрут как мухи на тех улицах. Как будто эпидемия какая! Ты уж разберись, журналист, а то и вправду страшновато — три сердечных приступа, два кровоизлияния в мозг, одна черепно-мозговая травма и семь алкогольных интоксикаций. Чертовщина! А я побежал, у меня там клиентов привезли, надо оформить и обслужить...