— А у тебя в Афгане... Ну, там были какие-то женщины? — прищурилась она.
— Были! — кивнул я, просто кожей чувствуя ее убийственный взгляд. — Жил какое-то время в квартире с двумя довольно привлекательными русистками.
— Ну, ну... — кажется, правая рука ее уже нашарила монтировку под сидением. — И что?
— Что-что... Я жил в квартире, а они тоже там жили, но с одним бравым разведчиком... Кажется, он — разведчик, но это не точно.
— В каком смысле — они с ним жили? Втроем? — глаза ее округлились, а на щечках снова появился румянец. — Это как?
Как же мне нравится это доброе и наивное в целом время и эта смущенная девушка!
— Это очень бравый разведчик, поверь мне... Может, еще познакомитесь.
— Ох, чувствую, ты там в своей "Комсомолке" далеко не все понаписывал...
— И десятой доли нет, — довольно ухмыльнулся я.
В общем, дорога пролетела незаметно.
Пели птички, слетали на землю первые желтые листочки с груш и яблонь, а два новоиспеченных жителя провинциальной столицы (в Союзе бывают и такие) стояли кверху пятыми точками и копошились в земле, доставая оттуда главное достояние земли белорусской — бульбу!
— Э-э-э-э, курва! — сказал я, наткнувшись вместо картофельного клубня на личинку майского жука. — Какая гадость!
Пожалуй, страшнее этих тварей были только личинки медведки!
— Что там? — Тася оторвалась от своего рядка.
— Это так, я с природой общаюсь... Я вот что понять не могу — почему так поздно копаем-то?
— Пантелевна сказала — паводок сильный был, огород — низко, сажали — поздно.
— А! Паводок — да... — всё-таки далёк я был от тонкостей аграрного цикла, чтобы чувствовать себя внутри него просто и естественно.
Вроде и у земли с детства — и я, и Белозор — и прополка-поливка-уборка мимо меня не проходили, а вот такой простой вещи не осознаю. Дети занимались чем-то в доме у Пантелевны — наверное, играли с котятками, которых подбросили сердобольной старушке в палисадник несердобольные люди. Сама бабуля вышла на крыльцо и с хозяйским видом поглядывала на мешки с урожаем, которые стояли тут же, у стены хаты.
Я с кряхтеньем разогнулся, поднял кош с вожделенными клубнями и направился в ее сторону. Занимаясь копкой картошки главное — помнить о драниках! Иначе можно впасть в депрессию. Рост позволял заглянуть за забор, и я заметил еще одну старушенцию — ее звали Кондратьевна, какая-то белозоровская дальняя то ли родственница, то ли свояченица. А по терминологии Аськи она проходила как "подлюга" Пантелевны.
Скрипнув калиткой "подлюга" сунула свой нос во двор и провозгласила, решительно шагая по дорожке к заветным мешкам с картошкой: