За обедом и Кравченко, и Рома Белов, и Отари Гвичия, и Игорь Пукконен, и Костя Золотухин, который, конечно, тоже пришел поздравить с проведенным авансом медовым месяцем, – все отметили, что выгляжу я на все сто, и хотели рассказов. И я, натурально, начал рассказывать, как три недели отдыхал в Сочи со своей невестой Тонечкой, и чем дальше, тем больше ярких воспоминаний об этой поездке появлялось у меня в голове: как пили вино и ели шашлык в ресторане на горе Ахун, как прибоем смыло Тонечкины шлепанцы, как воды не было в доме отдыха первые два дня по приезде, как загорали на деревянных крашеных топчанах на пляже и там же обедали барабулькой и кукурузой, как ходили на танцы, и все прочее в том же духе. Я действительно это помнил тогда, как и сейчас помню, столь же отчетливо, как мертвого Борю Рубинчика под окнами его дома, ночную погоню за автомобилем шедов, «Невскую волну», драку с дядей Володей, похожего на мага мальчика и старуху в черном…
…Адамов снова замолчал, будто прислушиваясь к голосам воспоминаний у себя в голове – тем, что принимались говорить одновременно и о разном, стоит только начать вспоминать три недели из августа 1984 года.
– Тонечку я, кстати, бросил. Получается, что сразу же по приезде из отпуска. Не смог простить ей товароведа. А через неделю пригласил в кино Леночку Смерть – на «Блондинку за углом» в «Баррикаду». Через полгода мы поженились и вот уже больше тридцати лет вместе. Чего только не пережили за это время, но ни одного дня из этих лет я не пожалел, что женился на ней. Двое детей у нас: старший сын еще до переезда родился, когда мы с родителями жили, в 1985-м, а дочка – в 1991-м. Сын по военной линии пошел, летчик, в майорах уже, а дочь медицинский окончила, выучилась на психиатра, в Москве живет. Внучка вторая вот родилась на днях, да.
– Поздравляю!
– Ой, как здорово! Да, поздравляю!
После этого предсказуемо появился смартфон, на экране которого, каруселью сменяя друг друга, появлялись серьезный молодой человек в военной форме, он же с женой и девчонкой с косичками на фоне моря и пальм, миловидная темноволосая востроносая девушка за рулем автомобиля, потом она же в интерьерах больницы, в халате роженицы и с укутанным пеленочками младенцем в руках… Тема семейного счастья грозила стать неисчерпаемой, и, чтобы вернуть Адамова в нужное русло, я спросил:
– Неужели больше никогда не сталкивались ни с чем или ни с кем из той истории? Может быть, встречали случайно или оказывались в знакомых местах?
Адамов отрицательно покачал головой.
– Знаете, я в первые недели испытывал чувство острой тоски – так, наверное, можно его назвать, словно, едва повстречав, навсегда потерял любовь всей своей жизни, или друга, или надежду. Было ощущение, что я заперт в неволе, что мир сжался до какого-то узкого коридора с каменными стенами посередине безграничных пространств Полигона и Контура. Что я оказался в теле той самой речной черепашки. На меня это чувство накатывает порой и сейчас, но тогда оно было невыносимым. Я прошелся по местам: приходил в полночь к пристани у Медного всадника и таращился в темноту, безуспешно силясь различить «Невскую волну» на фоне отблесков фонарей на воде; пытался найти следы пункта управления Сферой вероятности в башне Дома Советов на Нарвской, но и башня оказалась какой-то другой, и Дом Советов, и даже площадь вокруг; восемь раз прокатился в «Пещере ужасов» в луна-парке, выучил там каждый поворот, каждое нарисованное на стенке страшилище, но добился только того, что со мной стал здороваться спрятанный в темноте аниматор. Из популярных краеведческих книжек узнал, что речка Геникеевка действительно существовала в Петербурге лет двести – двести пятьдесят назад, и даже взял на себя труд отыскать в Публичной библиотеке карты, где она была обозначена – а потом нанес ее на карту современного мне Ленинграда и бродил между Пряжкой, улицей Союза Печатников и площадью Кулибина, высматривая маскаронов с волосами из щупалец и гениев места со змеиным хвостом. Ни того ни другого, как вы понимаете, не обнаружилось, зато в мартовских ориентировках на пропавших без вести я нашел информацию об исчезнувшей по дороге на работу сотруднице библиотеки Красносельского района, главной приметой которой значилось красное демисезонное пальто. Я даже чертыхался несколько раз от отчаяния.
– И как?
– С нулевым результатом. Не знаю, может быть, Иф Штеллай и появлялась при этом рядом, просто я не замечал. В общем, так я метался недели три. Зашел и в НИИ связи ВМФ – и сразу встретился взглядом с крупным, словно вечно всем недовольным одутловатым мужчиной и премилой девушкой с темными волосами, остриженными в «каре», и живым взглядом веселых карих глаз: майор Исаев и Галя Скобейда смотрели на меня с больших фотографий в траурных рамках. Причиной смерти Гали значился несчастный случай во время альпинистского похода в Приэльбрусье, а Исаев скончался от «последствий кровоизлияния в мозг». Я почувствовал тогда, что у него словно украли подвиг: в моей истории он погиб как настоящий чекист, в схватке с коварным шпионом, а в той, которая стала реальностью, – просто помер от злобы и перепоя. Потом я спросил у дежурного офицера про Гуревича и Ильинского, в ответ на что пришел молодой, подтянутый особист, видимо смена злосчастного Исаева, внимательно изучил мое удостоверение и очень вежливо, но твердо порекомендовал мне сделать запрос по официальным каналам.
– Значит, смерть все-таки необратима…
– Да, как и объяснял мне когда-то Мелех, тот самый необъятных размеров оператор Сферы вероятности в Доме Советов. Правда, в отношении «спящих духов», яшен руах, действуют какие-то другие правила: например, руководитель выездной комиссии Ленгорисполкома товарищ Трусан, как выяснилось, действительно работал на должности, но неожиданно перевелся полгода назад на Дальний Восток; про капитана дальнего плавания Капитонова вовсе не удалось ничего узнать, как будто его и не существовало, и, что для меня было самым невероятным, исчез из реальности и виновник, так сказать, всего этого торжества, со смерти которого оно и началось. Информации о Боре Рубинчике не нашлось ни в паспортных базах граждан, ни в милицейских архивах, ни в памяти оперативников, которые его не раз задерживали и вели, как я помнил, в последние несколько лет, а в квартире Бори, куда я тоже наведался, жил уважаемый почвовед. Дивное дело, ничего не скажешь.
– Можно сделать вывод о том, что сценарии Сферы откатываются при перезагрузке неравномерно, – заметил я.
– Можно, – согласился Адамов. – Или о том, что природа вещей принципиально непознаваема ни эмпирически ни логически.
– А все остальные? Никто больше не исчез из реальности?
– Из реальности – нет, но когда я приехал в гости к своим бывшим соседям в дом на Лесном – впервые за много лет и одновременно в который раз за две недели, – мне среди прочего рассказали, что бывший мой старый друг Славка вернулся без правой руки из Афганистана, покрутился немного, а потом съехал куда-то вместе с мамой. Мы так и не встретились больше ни разу, но я о нем слышал, да и вы, возможно, слыхали: Чесноков Вячеслав Максимович, знакомое имя?
– Увы, я с ним не знаком.
– Ну, сейчас он, как и многие люди такого рода, ушел на покой, но задумай вы лет десять назад поставить летом торговую точку на Невском проспекте или в ЦПКиО – и сразу бы познакомились, не с ним, так с его ребятами.
– А другие? Как сложились их судьбы?