— Я ведь вижу, что МОГУ, могу писать стихи! Больше того — я хочу это делать! Да прямо сейчас у меня в голове крутятся обрывки рифм и строк! И в то же самое время я не уверен — смогу ли я достичь своего собственного уровня, уровня себя будущего. Вот я и принес первую пробу пера, показать Юлии Николаевне…
Оба мужчины печально замолчали.
— Николай Эммануилович, я, конечно, не учитель, да и стихи мне никогда не нравились, но… Вот эта ваша проба пера… Это то, что нужно. Ритм, рифмы, сюжет — все это настолько ВАШЕ, что еще немного, и мне покажется, что я их знаю с самого детства.
И Лазаревич не соврал ни на букву.
Чуковский улыбнулся, чуть смущенно, как улыбается человек, чувствующий как у него за спиной вырастают крылья.
Наступила ночь. Вернее, наступили она уже давно, а сейчас на мягких лапках бесшумно подкралось время, которое натуры, не чуждые некоторой поэтичности, называют «время между волком и собакой». Время, когда темнота наиболее темна, время, когда все законопослушные люди крепко спят, время, когда творится все самое темное, скрытое, тайное…
Тихие, легкие шаги послышались на лестничной площадке. Самой верхней, той, из которой лестница ведет только на чердак.
Вход на чердак заперт на замок. Огромный висячий замок, покрытый пылью и ржавчиной, замок, который выглядит так, как будто его не открывали уже лет сто и еще примерно столько же не откроют.
— Небольшой фокус… — прошелестел тихий голос.
Тонкие, ловкие пальцы скользнули по стали замка, нащупали на обратной его стороне потайную кнопку…
Выглядящий неприступным замок бесшумно распался на две части, открывая выход.
Глава 32
Руслан задумчиво листал разложенные перед ним на столе листы чертежей «крокодила»… Нет, все же нужно автомобилю какое-то приличное название придумать. Нет, господа офицеры наверняка тихонько похихикают над тем, что им придется ездить на крокодилах, но это будет потом. А до этого предстоит пройти высочайшую комиссию, которая может придраться к любому пустяку. Сейчас, вроде бы, в моде все древнерусское, нужно полистать былины, да найти название богатырского коня попафоснее. Потому что «Бурушка косматенький» — единственное имя богатырского коня, которое Руслан помнил — еще хуже «крокодила».
По сути, первый в мире джип готов уже процентов на девяносто, поэтому и начинается вылизывание и вычесывание блох.
Двигатель фабрики Пузырева, с алюминиевым корпусом, четыре цилиндра, четыре литра объемом, пятьдесят лошадиных сил… ну, если быть честным — то все же сорок с небольшим, но Руслан с Фрезе, по обоюдному согласию, решили «слегка» эту самую мощность округлить.
Карбюратор, того же Пузырева, поплавкового типа, цельноалюминиевый и цельнотянутый с уазовского карбюратора, на ходу подметки режет Иван Петрович…
Коробка передач — и снова Пузырев, три скорости, внутренний рычаг переключения передач.
Привод — на все четыре колеса, без отключения дифференциала, ибо это мулька была слишком сложной.
Сцепление — дисковое, пока на кожаных пузырях… то есть накладках. Пузырев вспомнился, потому что его химик, проведший анализ уазовских дисков сцепления пообещал сварить нечто подобное, но пока этот алхимик ничего приемлемого не предоставил.
Тормоза — механические, на задних колесах. Решили не усложнять и не удорожать конструкцию, благо будущему джипу все равно не рекорды скорости на шоссе показывать, а скакать в лучшем случае по грунтовкам.