Руслан помолчал.
— Отпустите, — наконец произнес он более спокойным голосом.
Андронов отпустил руку Лазаревича и они оба сели за стол.
— А теперь рассказывайте: что случилось с вашей семьей и почему вы решили, что к это причастен я?
Руслан недоверчиво покосился на собеседника и начал свой рассказ…
Чертовщина какая-то…
Андронов выслушал Лазаревича и признал — мысленно — его доводы логичными: ни жена ни дочь обычно не выходили из дома, не предупредив мужа, поэтому обнаружив их отсутствие, да к тому же вспомнив о неосторожно произнесенных в трактире словах, пришелец из будущего понял все так, как понял: мерзавец из охранки похитил его семью, чтобы угрожать их жизнями и здоровьем.
И все бы было хорошо: несмотря на заверения Лазаревича, что его жена не ушла бы никуда не предупредив, рекомая жена была особой взбалмошной и импульсивной. И вполне могла отправиться куда-нибудь, прихватив с собой дочку. В синематограф, например, или просто погулять.
Однако.
Мерзкое, отвратительное словцо «однако», которое всегда портит такие правильнее, такие логичные, такие подходящие выводы.
Танюша поклялась, что вся верхняя одежда хозяйки — и ее дочки тоже — осталась в квартире. Не голыми же они ушла: пусть февраль и заканчивается, однако на улицах все еще холодно, сыро и промозгло.
Наскоро опрошенные топтуны, в чьей задаче как раз и было — следить за тем, чтобы из квартиры номер семь никуда не делись ее обитатели, как один поклялись, что ни «Волчок» ни «Котенок» из дома не выходили. Ни вместе, ни порознь.
Зато принимали гостей.
— Офицеров?! Каких?! — судя по искренне ошарашенному лицу Лазаревича загадка исчезновения собственной семьи даже несколько отступила перед лицом загадочных посетителей.
— Один из них был опознан как поручик Дмитрий Торопецкий. Второй — лейб-гренадерского полка…
— Постойте, что значит — опознан? Его что — мертвым нашли?
— Он вам знаком?
— Ну… так. Встречались пару раз. И его приятель, лейб-гренадер — тоже был с ним. Так что там с поручиком?
— Нашли его не мертвым, но в несколько… не располагающим к беседам виде. Со слов… случайных свидетелей… поручик выбежал из подъезда в состоянии крайнего умоисступления. Разговор не поддерживал, вырывался, требовал отвезти его в церковь.
— Да что за бред здесь творился?! — уже откровенно взвыл Лазаревич, судя по всему и сам уже близкий к «состоянию крайнего умоисступления».