Дядька нахмурился и как-то неопределенно покачал головой. Сказочка, судя по всему, ему не особенно понравилась. Слабенькая сказочка, сами понимаете. Но другой, увы, не предлагали… Сзади возник худощавый, осторожно прикоснулся к руке штатского, желая привлечь его внимание. Нетерпеливо отмахнувшись, араб поинтересовался:

— Ты рабыня?

— Я же сказала — нет, — слегка возвысила голос Ирина. — Просто шла искать сына, забрела в это село…

Араб на минуту задумался. Публика молча стояла, почтительно хлопая глазами — худощавый нервно переминался с ноги на ногу, не решаясь вторично тревожить высокого гостя.

— Я тебе предлагаю сопровождать меня, — кратко поразмышляв, принял решение араб. — У меня убили… У меня нет переводчика. Вполне может быть так, что мы посетим этого Руслана, у которого в плену твой сын.

— Я подумаю, — снисходительно кивнула головой Ирина, как это она обычно делала дома, когда к ней униженно обращались за помощью или советом зависевшие от ее благорасположения людишки. — Стоит ли принять твое предложение…

— Подумаешь?! — араб ухмыльнулся всей бородой, насмешливо прищурился, как-то по-новому оглядывая собеседницу. — Ты подумаешь! Хм… Ты полагаешь, у тебя есть выбор?

Ирина невольно опустила голову, мельком отметив, что на ее плечах и груди, едва прикрытых безразмерной сорочкой, зияют множественные кровоподтеки, красноречиво свидетельствующие о недавнем жутком унижении. Да, женщина в таком виде выглядит по меньшей мере жалкой, пытаясь качать права в разговоре с мужчиной-мусульманином. Затянула рукой ворот сорочки, неопределенно пожала плечами:

— Ты сказал: «предлагаю». Если бы ты сказал: «тебе придется пойти со мной», я бы реагировала иначе…

— Ты шла, забрела в это село… И они хорошо с тобой обращались?

Ирина не ответила.

— Ты хороша собой, необычайно привлекательна, несмотря даже на болезненный вид. Я прекрасно знаю здешние нравы. Ты пленница, женщина! Пленница… Еще два-три дня — и ты умрешь здесь. Нет у тебя выбора. Или ты идешь со мной, или умираешь.

— Ну, нет так нет, — Ирина поклонилась по обычаю. — Я готова следовать за тобой. Что мне делать?

— Скажи им, что я беру тебя переводчицей, — араб кивнул через плечо. — Скажи, пусть вернут тебе твою одежду и больше не трогают. Оденься. Приходи в зал — я видел, там накрыли стол. Будешь работать.

— Кто меня тронет — будет расстрелян на месте по приговору шариатс, кого суда, — немедленно сымпровизировала Ирина, обращаясь к аборигенам. — Теперь я буду переводчицей и буду сопровождать товарища… эмм… господина в его странствиях. Верните мне мои вещи.

Бородатая личина Махмуда Бекмурзаева вытянулась от удивления. Нервно дернув кадыком, он развел руками и открыл было рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание.

— Врат харашо можиш! — остановил его небрежным жестом худощавый, пристально посмотрев на Ирину и сразу сообразив, что случилось с этой женщиной накануне. — Такой сказат нэ мог. Пэрэводчик — пжалста! Это можна, — и опять слегка поклонился арабу, приглашая его пройти в более приличное помещение.

— Хитрий твой! — констатировала хозяйка, когда мужчины удалились в зал. — Значит, жит будиш…

Вещи Иринины отыскались с похвальной быстротой. Лее оказалось на месте, ничего не тронули. Кому в таком богатом доме нужны нищенские причиндалы?

— Мне нужно привести себя в порядок, — обратилась Ирина к хозяйке. — Я сама не могу, пусть девочки помогут.