Девчонки переглянулись, ничего не сказали, взяли под руки и потащили в каморку. Передвигаться самостоятельно Ирина не могла, ноги подгибались. Любое движение вызывало невыносимую боль в низу живота, пульсирующими толчками отдававшуюся в каждой мышце изломанного тела.
В подсобке девчата вновь обрядили Ирину в безразмерную ночнушку и уложили на топчан, поставив рядом трехлитровую банку с водой. Стали устраиваться почивать — Лена взяла у Вали матрац, постелила на полу, улеглась.
Спать девчонкам Ирина не дала. К полуночи у нее поднялась температура, сопровождавшаяся сильной жаждой и учащенным сердцебиением. Сердобольная Лена предприняла экспедицию на кухню — на предмет добычи из холодильника нескольких кусочков льда (дизель работал круглосуточно, обеспечивая бесперебойное функционирование всех электроприборов в усадьбе). Сия дерзкая акция изначально была обречена на провал: на кухне Лену изловила бдительная хозяйка и в рабочем порядке отлупцевала плетью — чтобы не шарилась где попало в неурочное время.
Подвергнув нерадивую рабыню экзекуции, хозяйка наведалась в каморку. Молча полюбовалась на разметавшуюся на топчане Ирину, недовольно покачала головой и удалилась. Через несколько минут вернулась, притащив две формочки со льдом, мед, заварник со свежим чаем. Заставила пострадавшую принять какой-то горький порошок, выпить два стакана чаю с медом, на голову положила полотенце со льдом.
— Плохо сабсэм. Зачэм такой слабий? Ленка, Валька сабсэм нэ такой слабий. Атдихай…
Оказанная помощь возымела некоторое положительное воздействие: через некоторое время жар спал, на смену ему пришел мучительный мелкий озноб.
— Топят здесь? Господи, холодно-то как…
— Ну что ты, Иришка, ну, конечно, топят, — просо-ночная Лена укутала Ирину своим одеялом, подоткнула со всех сторон. — Котельная круглые сутки работает, топят как на убой. Ты расслабься, постарайся уснуть…
Забылась уже под утро. Сквозь сон слышала едва различимую стрельбу — где-то далеко, в ущелье. Серел безрадостный облачный рассвет, хмуро заглядывая в рабскую обитель. В доме и на дворе слышались голоса, какой-то негромкий переполох, урчали моторы. Завозились девчата, полезли к окну — посмотреть. Ирина вспомнила вдруг: утренняя эрекция! Нормальное проявление, свойственное любому здоровому мужчине. Господи, этого только не хватало!!!
С трудом разлепила глаза, прислушалась к Своим ощущениям. Таковые присутствовали в полном объеме. И до того мерзкими были эти ощущения, что Ирина вдруг представила себя огромной самостоятельной ваги-ной сразу после родов в самой дрянной провинциальной больничке. Плод был огромен, для кесарева не нашлось одноразового скальпеля, тянули тракторной лебедкой и все там изорвали к чертовой матери. Акушер, сволота, оказался сильно нетрезв, не удосужился сделать инъекцию для сокращения, и возмущенная вагина отправилась автономно гулять, оставляя на белом кафеле стен операционной кровавые осклизлые следы…
— Не выдержу, — еле слышно прошептала Ирина, глотая слезы. — Если сейчас возьмут… Умру. Сразу же умру… Что там, девочки?
— Махмуд и Лечи уехали, — сообщила Лена. — На двух машинах. С ними их люди. Остальные вооружились, пошли в село. Ты спи, спи, не бойся — им сейчас не до тебя…
Пришла не по-раннему бодрая хозяйка, полюбовалась на больную, опять покачала головой и удалилась, позвав девчат помогать в приготовлении «большого завтрака». Оставшись одна, Ирина немного успокоилась и вновь задремала.
Проснулась она от шума во дворе. Урчали моторы, хлопали двери машин, слышались возбужденные голоса. Превозмогая боль, Ирина слезла с топчана и приблизилась к окну.
Во дворе было людно. Стояли несколько машин, возле них суетились вооруженные горцы, одетые в разномастный камуфляж. Кто-то громко стонал, заходясь от боли. За углом, у парадного входа — из окна каморки не видать — несколько человек, пересиливая друг-друга, оживленно разговаривали на повышенных тонах. Рядом с котельной лежали девять тел, накрытых брезентом.
«А это Сыч поработал, — вяло порадовалась Ирина. — Больше некому. Жалко, у них пушки нет. Было бы славно, если навести на бекмурзаевское поместье да ка-йа-ак…»
В этот момент люди, что громко разговаривали у парадного входа, гурьбой двинулись к котельной и попали в поле зрения Ирины. Ничего нового — те же разномастные камуфляжи, преимущественно бородатые рожи, автоматы, экипировка. Эпицентром возмущения был жилистый худощавый чечен лет сорока, с некрасивым узким лицом, обрамленным лохматой жидкой бороден-кой. Он оживленно жестикулировал, периодически тыкал стволом автомата в сторону хозяина поместья и на чем свет ругал его по-чеченски. Махмуд Бекмурзаев, виновато склонив голову, молчал, иногда разводя руками и пытаясь разинуть рот в свое оправдание. Добравшись до тел, худощавый сдернул брезент, присел на колено и, обернувшись к Махмуду, крикнул что-то гневное. Все замолчали. Пауза длилась с минуту, не меньше.
«Правильно, пристрели его, — горячо посоветовала Ирина. — Он тут за все отвечает, он! Мочи его, гада!»
«Мочить», однако, никого не стали. Одетый в штатское дядька, которого Ирина сначала не заметила за спинами камуфляжных, протиснулся вперед, подошел к худощавому и безмолвно изобразил руками что-то типа:
— Ну и как долго это будет продолжаться?