– Думаю, да. Только с королем прокол вышел. Но тут особые обстоятельства. Малинин был в больнице, и времени на то, чтобы вырезать у него кость, у Веретнова не было.

Самсонов смотрел на три фигурки, и в голове у него вертелось слово «гештальт».

– Что еще обнаружили? – спросил он.

– Мобильник. Незарегистрированный. С него были отправлены эсэмэски с отрывком из стихотворения. В общем, все ясно.

Самсонов кивнул.

– Да, – сказал он. – Все понятно.

– Можешь садиться за рапорт. Я знаю, ты это обожаешь.

– Не то слово.

– Как, кстати, насчет пари по поводу кости? – прищурился Полтавин. – Человеческая или нет?

– Отвали!

Криминалист поднял руки, скрипнув пластиком комбинезона.

– Все-все! Уже отвалил. Раб идет трудиться!

Самсонов сидел дома за компьютером, составлял рапорт и просматривал бумаги по делу, чтобы ничего не забыть. За приоткрытым окном хлестал дождь, и в комнате было свежо.

Полицейский отпил глоток черного кофе и перелистнул страницу последнего отчета криминалистов. Кое-что его заинтересовало.

Во-первых, Полтавин писал, что на ноже, который Веретнов принес в больницу, не было крови Йорга, Бончовска и Цыплакова. Криминалист утверждал, что кровь должна была остаться, хотя бы в основании рукояти. Разве что Веретнов использовал для снятия кожи какой-то другой нож. Например, охотничий. Дома у него нашли несколько подобных клинков, но ни на одном крови не оказалось.

Во-вторых, на шахматах и мобильнике, с которого он отправлял эсэмэски, не было никаких отпечатков. Самсонов не понимал, как такое могло случиться: если человек держит такие улики у себя дома, он не заботится о том, чтобы не оставлять на них отпечатки.

В-третьих, старший лейтенант тщательно проверил список вещей, обнаруженных в доме Веретнова, и не нашел среди них набора инструментов для резьбы. Он позвонил Морозову, который руководил обыском, и уточнил, почему набор не включили в список. Тот ответил, что инструментов не было.

Эти несоответствия теперь не давали Самсонову покоя. Он не выносил, когда что-то выбивалось из общей картины, потому что понимал: такие вещи разрушают все, свидетельствуют о закравшейся ошибке.

Он сидел полчаса, обдумывая новые данные, пытаясь объяснить их то так, то этак. А потом снял трубку и позвонил в лабораторию Полтавину.

– Привет, это я. Можешь сделать кое-что для меня?