— Да, Вова, где шампанское, где икра? — подначивает друга Ксю. — Мы так не договаривались. И где большой черный лимузин? Что это за развалюху нам тут подали? А я-то думала, ваш Боб большой человек… Или он просто нас не уважает?
— Хватит, — говорит Дорфман устало. — Вы же проспались в самолете, а ведете себя как бухие. Полезайте в фургон, скоро все узнаем. Я тоже не понимаю ни черта.
— На самом деле, чего тут непонятного, — вдруг совершенно трезвым голосом говорит Чернецов, забравшись в машину и установив между ног футляр с альтом. — Мы писали Бобу? Писали. Он не отвечал и не появлялся, потому что прятался от спонсора. А теперь он нашел нового спонсора, американца, и все для нас устроил. Вроде все так, как мы хотели. А Иноземцева не позвал, потому что сам будет первой скрипкой. А ты, Ксю, будешь второй, если ему понравишься.
— Уж я постараюсь, — Ксю картинно прихорашивается и закидывает ногу на ногу.
— Непонятно вот что, — говорит Дорфман. — Дэвид Геффен. Он кино продюсирует и попсу. Ну, или рок. На фига ему Боб, да еще и мы?
— Ну, может, ты не все про него знаешь, про этого Геффена, — пожимает плечами Ксю.
— Миша, у тебя есть хоть какие-нибудь башли? — возвращается к важной для него теме Чернецов.
— Вов, ну зачем тебе башли? Давай не будем бухать, пока не встретим Боба, а?
— Черт его знает, когда он соблаговолит нас принять. А у меня даже сигареты кончились.
— Курить вредно, Вова.
— У меня еще остались, — успокаивает Чернецова Ксю. — Миша прав, давай потерпим. Мне же еще играть придется, я облажаться не хочу.
— Кстати, у меня руки дрожат, — жалуется Чернецов. — Вот, смотрите. Как я играть буду?
Но сочувствия он не находит. Дорфман смотрит в окно на унылый индустриальный пейзаж: неужели это и есть Нью-Йорк? Впрочем, довольно скоро они уже в городе, и виолончелисту начинает здесь нравиться: на самом деле, он тут уже был, как всякий, кто смотрит американское кино. «А я, наверное, мог бы здесь освоиться», — думает Дорфман.
Боб встречает их в холле гостиницы. Когда он поднимается из кресла им навстречу, Дорфман не сразу узнает его. Иванов и раньше не был румяным здоровяком, но сейчас от него остались кожа да кости. Черная футболка с надписью «iбля» и красным червивым яблоком висит у него на плечах, как мусорный мешок. Гладко выбритое лицо выглядит осунувшимся, утомленным. Волосы безжизненными сосульками достают почти до плеч.
Чернецов не заморачивается разглядыванием старого приятеля, а бросается его обнимать.
— Ты что ж не отвечал-то так долго, а? — восклицает он. — Да мы бы на край света!..
— Привет, Володя. — Боб слабо улыбается, но на объятия отвечает с радостью. — Ну ты же знаешь, наверное, что случилось.
Тут и Дорфман подходит, протягивает Бобу руку.
— Выглядишь чего-то не ахти, — говорит он вместо приветствия.
— Акклиматизация. Не привык еще тут.