— Не поверишь, но тоже в Нью-Йорке.

— Поверю. Мы сюда к тебе прилетели.

— Нет уж, братец, у меня остановиться не выйдет. Вторая спальня занята.

— Об этом я не подумал… Ну, поедем к нашему общему другу.

Штарка и Молинари весной познакомил старый друг Ивана, галерист Макс Финкельштейн. Когда-то он приехал покорять Москву на одном поезде со Штарком, но Москва, покорившись, оказалась ему неприятна, и он перебрался в бывший мясной район Нью-Йорка, ныне кишащий галереями.

— Передай Максу привет, — говорит Молинари. — Я его еще отблагодарю за то, что свел меня с тобой. Раскрашу и ему всю физиономию, для симметрии.

— Не он ли тебе, партнер, краденого Рембрандта в раму вставлял?

— Тсс! Ты что, умом тронулся — говорить такое по телефону?

— Смотрю, Том, ты становишься русским. Даже советским.

— Угу. Я теперь знаю, что это заразно. Ты позвони мне, как устроишься. Сходим куда-нибудь с мистером Фонтейном.

— А… это он у тебя во второй спальне, значит?

— Нет. Для этого он слишком крут. Остановился в «Риц-Карлтоне» в Бэттери-парке, с видом на гавань. Но крутой не крутой, а в Лондоне он решил несколько дней не появляться, взял отпуск.

— Что у вас там случилось все-таки?

— Расскажу за стаканом пива. Эту историю, братец, надо смаковать.

Как всегда, Финкельштейн рад видеть Ивана, в этот душный вечер снова заявившегося к нему в галерею с багажом и без звонка. Только на этот раз Штарк не один.

— Та самая Софья! Роковая женщина в жизни Ивана! — Он лезет целоваться, и Софье это странным образом не противно. — Знаете, я рассказываю вашу бостонскую историю всем подряд. Как Иван с Томом Молинари нашли краденого Рембрандта, Вермеера, Мане. Как музею твой, Софья, приятель втюхал фальшивки, а подлинники оказались не нужны. Как эти подлинники теперь висят дома у одной итальянской старухи в Северном Бостоне. И знаешь что?

— Никто тебе не верит, — улыбается Иван.

— Точно! Я же вас познакомил, чтоб потом рассказывать всякие малоизвестные подробности про ограбление века. Думал, весь город будет в гости звать.

— Я помню, ты говорил.

— Так теперь меня, наоборот, не зовут никуда. Думают, я вру как сивый мерин!