Заталкивать Фиму после привычной «трешки» в тесный пенал, какие называют «комфортабельными вольерами» на сайтах зоогостиниц, невыразимо жалко. Наконец обнаруживается кошачий отель в Измайлове, где за пятьсот пятьдесят рублей можно поселить зверя в комнатушку с окном и неким подобием домашнего спорткомплекса. Лучше, чем ничего, и они везут Фиму на Первомайскую. Кот тут же взбирается на самый верх спорткомплекса и исчезает в устроенном там мохнатом гнезде.

Им уже пора в аэропорт. Водитель, который соглашается ехать в Шереметьево, поражает Ивана выбором музыки. Из динамиков в старенькой «Ауди» несется Скрипичный концерт Мендельсона.

— Вы любите классику? — не может удержаться от глупого вопроса Штарк.

— А что же мне любить, шансон? Стереотипы… — отвечает водитель без всякой обиды. — Хейфец — это вам не пузырьки пердеть.

Софья смеется над не слыханным раньше русским выражением, а Штарк чувствует, что становится суеверным: скрипичная музыка теперь догоняет его повсюду, словно кто-то толкает бывшего аналитика на нехоженую дорогу, ведущую к некоему перекрестку.

В аэропорту никто их не ищет, из чего Иван делает вывод: либо вовсе не обнаружили пропажу, либо пока не поняли, куда он делся. Без приключений они с Софьей проходят все обычные круги аэропортового ада.

— Как ты думаешь, это надолго? — спрашивает Софья, пока они ждут посадки.

Иван пока запрещает себе думать на эту тему. Вряд ли Константинов, любимец премьера и баловень президента, в одночасье утратит влияние в Москве. А что должно случиться, чтобы он потерял интерес к Ивану, пока непонятно — ведь неясно и то, чем его интерес вызван. Значит, вполне возможно, им придется задержаться в Америке.

— Вот прилетим, разыщем Молинари и разберемся. Я очень надеюсь, что быстро. У меня нет никаких планов эмигрировать — пусть Константинов сам уезжает. А мы с тобой в Москве живем. Хотя вместе можем же где угодно, да?

— Я люблю тебя. — Софья стискивает его руку.

— И я тебя. Все устроится, уж плакать-то точно нет причины, — смущается он, видя слезы у нее на глазах. За все время их знакомства Штарк ни разу не видел, чтобы она плакала.

Может, это беременность делает ее сентиментальнее?

Как только самолет отрывается от земли, она крепко засыпает. Ивана мгновенно начинает тоже клонить в сон: защитная реакция, чтобы ни о чем не думать.

Приземлившись в Джей-Эф-Кей, Иван звонит Молинари. Сыщик словно только этого и ждет.

— Ты где? — кричит он в трубку после первого же гудка.

— В Нью-Йорке. Из Москвы пришлось уехать.

— Ясное дело. В Лондоне ты меня круто подставил.

— Кажется, мы уже квиты. Меня стерегла целая бригада. Пришлось Софью привезти сюда, а ей летать вредно.

— У меня лицо только через пару недель заживет. Зато со скрипкой все даже интереснее, чем мы с тобой думали.

— Ты сам-то где?