Я не могла с этим смириться.

― Где папа? ― спросила я, поворачиваясь к маме.

Она вдруг сосредоточилась на том, чтобы убрать прядь волос с парика, избегая смотреть мне в глаза.

― В гараже, ― пробормотала она и снова повернулась к Мэй. ― Давай проведем щеткой по волосам!― предложила она, направляясь в ванную вместе с Мэй.

Я вышла на улицу и направилась к гаражу. Интересно, почему папа там?

Я постучала в металлическую дверь.

― Папа?

Тишина. Я шагнула внутрь. Затхлое помещение было уставлено полками с картонными коробками и какими-то старыми инструментами: в основном всяким хламом, которым никто никогда не пользовался и, вероятно, никогда не воспользуется. Я заметила, что лестница, ведущая на чердак, была спущена.

― Папа? ― крикнула я снова, направляясь к лестнице. Я поднялась на верхний этаж, стараясь не запачкать белое платье.

Наверху, в маленьком, похожем на чердак помещении, на раскладушке сидел папа. Он посмотрел на меня.

― Привет, Горошинка, ― сказал он.

Он почти никогда меня так не называл. При обычных обстоятельствах мне не нравилось, когда меня называли моим глупым детским прозвищем, но сейчас я не возражала.

Мой взгляд упал на груду одежды, выскользнувшую из сумки рядом с кроватью.

― Ты…спишь здесь? ― рискнула спросить я.

Папа посмотрел на дощатый пол.

― Ну, совсем ненадолго, ― признался он.

Я знала, что мои родители не очень ладили в последние дни, но я понятия не имела, что они спали по отдельности. Это не было добрым предзнаменованием.

Уверена, папа видел по моему лицу, что у меня голова идет кругом.

― Не о чем беспокоиться, Джул-Джул, иногда людям просто нужно немного пространства. Проветрить головы и все такое.

Полагаю, это имело смысл. Мне определенно нужно было побыть одной, вдали от Мэй.