“Хорошо! Выглядишь!”

“Ну конечно ты хорошо выглядишь”, - сказал я, с реальным синтетическим хорошим настроем, пытаясь соответствовать причудливому тону его машины. “И без сомнения, ты стал лучше выглядеть! Но, к сожалению, ты случайно завладел моим компьютером и моим личным пространством, и с технической точки зрения, это отчасти противоречит правилам.

Он смотрел на меня пристально еще недолго; человек действительно стал однотонным. Не отводя взгляда от меня, он ударил по какой-то другой кнопке на своей речевой машине, и прозвучал неправдоподобный и весёлый голос: “Я! Когда-нибудь! Сцапаю! Тебя! Уб! Людок!”

“Я уверен, у тебя получится”, - сказал я успокаивающе.

“Но пытайся делать это на своём компьютере”. Я улыбнулся ему, чтобы показать, что я не в обиде на него, и указал в направлении к двери. “Итак, если у тебя нет возражений, покинешь комнату?”

Он глубоко вздохнул через свои ноздри, и прошипел сквозь свои зубы, не мигая, и затем он спрятал свою речевую машину в руку и утопал из моего офиса, забирая с собой остатки моего хорошего настроения.

И теперь у меня появилась ещё одна причина для беспокойства. Зачем Сержант Доукс копался в моём компьютере? Возможно, он надеялся там найти компромат на меня, но что именно? И почему именно сейчас, именно мой компьютер, из всех вещей? У него не было никаких законных поводов для просмотра содержимого моего компьютера. Я был достаточно уверен, что он не понимал компьютеры и не интересовался ИМИ. После потери своих конечностей из жалости к нему ему дали канцелярскую работу, и таким образом, он только таким образом мог отслужить свои последние рабочие года и в последствие расщитывать на полноценную пенсию. Он занимался какими-то бесполезными вещами в Кадровой Службе; меня действительно не интересовало, чем именно он там занимается.

И таким образом, он был здесь, на моём месте, шарился в моём компьютере, строго в рамках своего личного проекта по Уничтожению Декстера, но прямо здесь на работе? Зачем? Насколько я знал, он всегда ограничивал свои попытки привлечь меня в тюрьму, и он никогда не шпионил за мной через мои же собственные вещи прежде. Что навлекло этот новое и нежелательное решение? Он, наконец, проскользнув за линию своего рода враждебного безумия, стал с повышенным вниманием наблюдать за мной? Или у него была некая причина думать, у него появилось что-то конкретное, и у него появился шанс доказать, что я виноват?

Это казалось невозможным на первый взгляд. Я имею в виду, конечно, я на самом деле виновен, во многих вещах, и все они смертельные и очень приятные и технически не совсем законные. Но я был чрезвычайно осторожным, и всегда мылся после этих актов, и я не мог вообразить то, о чём Доукс думал, мог думать. Я был абсолютно уверен, что там не было ничего особенного, что можно было счесть за компромат.

Это озадачивало меня, и очень тревожило. По крайней мере, это вытряхнуло меня из моего глупого хорошего настроения во всеобщую мрачность, снова. Китайская еда: через полчаса вы снова угрюмы.

Дебора, однако, была еще сварливее меня, когда она приплелась в мой офис, когда я уже собирался домой.

Ты ушел рано”, - сказала она, “от Факела”. Это прозвучало так, как будто она обвиняет меня в краже канцелярских принадлежностей.

“Мне нужно было возвращаться на работу”, сказал я, и я сделал всё, что мог, чтобы соответствовать её сердитому тону.

Она моргнула. “Какая муха тебя укусила? Ты сам не свой в последнее время”, - сказала она. Я перевёл дыхание, чтобы потянуть время, а не из-за нехватки воздуха. “Что ты имеешь в виду?”

Она поджала губы, и склонила голову в одну сторону. “Ты всё время какой-то нервный. Ты огрызаешься на людей. Возможно, немного сбитый с толку? Я не знаю. Как будто что-то беспокоит тебя.

Это был очень неловкий момент для меня. Она была права, конечно, но как много я мог сказать ей? Что-то беспокоило меня; я был уверен, что-то видел меня, и опознал меня, и теперь я поймал Сержанта Доукса за просмотром моего компьютера. Было почти невозможно сложить эти две вещи вместе, и сама идея соединения моего личного Свидетеля с Сержантом Доуксом была смехотворна, но если это бы осуществилось, то эти два элемента смогли бы подвести меня очень близко к петле. Я был во власти нелогичных эмоций, и я еще не совсем к ним привык.

Но что из этого я мог сказать ей? Дебс и я всегда были очень близки, но это была неразделенная любовь, так как мы не могли поделиться своими чувствами друг с другом. Мы не могли; я вообще не ощущал никаких эмоций, а она слишком стыдилась признать то, что у неё были чувства ко мне.

Тем не менее, я должен был что-нибудь сказать, и, когда я думал об этом, она была, вероятно, единственным человеком в мире, с которым я мог поговорить по душам, конечно, можно выложить сотню долларов за час, чтобы поговорить неполноценно, что казалось очень плохой идеей, потому что в таком случае я должен буду рассказать всю правду о себе, что было неприемлемо, либо сочинить правдоподобную историю, что было пустой тратой времени и хороших денег, которые я мог бы потратить на обучение Лили-Энн в медицинской школе.

“Я не знаю с чего начать”, - сказал я наконец-то.

Дебс фыркнула. “Декстер. Это я. Мы выросли вместе, мы работаем вместе, и я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой в мире. Расскажи мне”. Она подняла бровь ободряюще.