– Он держал в нем всякую всячину с тех пор, как ему исполнилось десять лет. Наживку и все такое. – Голос Клариссы звучал тихо. Она часто моргала, как будто собиралась заплакать или, по крайней мере, боролась со слезами.
Отт расстегнул замки на ящике и открыл крышку. Он никогда не видел такую хаотичную коллекцию снастей: черви, лягушки и пластиковая блесна всех цветов радуги, и даже маленькие резиновые змейки, все утыканные остро отточенными крючками. Наживка была аккуратно разложена на восьми складывающихся подносах. Дно ящика заполняли ножи, плоскогубцы, щипцы из нержавеющей стали для снятия крючков, грузила, шарниры и катушки с леской.
В фиолетовом бархатном футляре лежали маленькие бронзовые весы для взвешивания окуней. Отметки на шкале были оптимистично проставлены аж до двадцати пяти фунтов, хотя никто никогда не ловил большеротого окуня таких размеров.
О весах Кларисса заметила:
– Эта дурацкая штука стоит сорок долларов. Бобби сказал, что они имеют сертификат турнира, не знаю, что это значит. Он сказал, что у всех ребят весы той же модели, чтобы никто не мог мухлевать с весом.
Отт Пикни тщательно уложил бронзовые весы обратно в мешок. Потом он вернул мешок в ящик для снаряжения и закрыл защелки.
Кларисса села на цементные ступеньки гаража и печально уставилась на бушель осиротевших удочек. Она сказала:
– Вот, мистер Пикни, в чем был смысл жизни Бобби. Не я или дети, или его работа в телефонной компании... только это. Он не был счастлив, если не выходил на лодке на озеро.
Наконец-то приличная цитата, подумал Отт и судорожно начал записывать ее в свой блокнот. «Он не чувствовал себя счастливым, если не выходил рыбачить на озеро». Достаточно близко к оригиналу.
Только позже, когда Отт Пикни ехал назад в редакцию газеты, его как будто ударили кулаком под дых: Р. Дж. Декер был прав. Происходило что-то странное.
Если бы Бобби Клинч взял свой ящик со снаряжением в эту свою злополучную поездку, то он бы, разумеется, пропал во время несчастного случая с лодкой. Так почему же он уехал на озеро Джесап без него?
Лодка Скинка была голым двенадцатифутовым скифом с облупившимися веслами и занозами на досках скамьи.
– Садись, – сказал Р. Дж.
Декер уселся на носу, и Скинк оттолкнулся от берега. Была прохладная ночь, и небо было обложено; сплошное покрывало высоких серых облаков, которые слегка двигались под дуновением холодного бриза. Скинк поставил фонарь Коулмана в центре скифа, рядом с водонепроницаемым мешком Декера для камеры.
– Никаких насекомых, – заметил Скинк, – никаких – при таком ветре.
Он взял с собой две удочки, выглядевшие так, словно они были куплены на блошином рынке. Стекловолокно побурело и выцвело, катушки были в пятнах и потускнели. Это снаряжение совсем не походило на сверкающий шедевр, который Декер видел столь благоговейно выставленным для обозрения в гробу Бобби Клинча.
Скинк греб без усилий, волны целовали нос маленькой лодчонки в то время, как она пересекала озеро Джесап. Декер наслаждался спокойным движением в прохладе ночи. Он все еще чувствовал некоторую скованность в обществе Скинка, но ему начинал нравиться этот малый, даже если он и был немного не в себе. Декеру не часто доводилось встречать таких, как Скинк, эксцентричных седых отшельников. Некоторые скрывались, другие убегали, третьи ждали кого-то или чего-го, догоняли... Таким был и Скинк. Он ждал. Декер ожидал бы от него большего.
– Похоже, что сегодня больше никого нет, – сказал он Скинку.
– Ха, они везде, – сказал Скинк. Он греб, сидя спиной к Декеру. Декеру хотелось, чтобы он снял эту проклятую шапочку для душа, но не звал, как об этом заговорить.
– Как ты знаешь, куда плыть? – спросил он.