– Ого! – обрадовался я. – Юдицкому пора кричать: «Спасены!».

– Да всем! Во дела закрутились! – оживлённо болтал папа. – А Давлету Исламовичу кряхтеть пора – его в комиссию по унификации ЭВМ назначили. Унификации, стандартизации программного обеспечения и периферийного оборудования! Нет, Келдыш прав, конечно, – надо, чтобы все ЭВМ были совместимы, тут и разговора быть не должно… – Вдруг он заискивающе сложил ладони. – Лидочка! Лидулечка!

– Чего это ты подлизываешься? – улыбчиво сощурилась Лидулечка.

– Как чего? – Отец изобразил глубокое изумление. – Выпить бы! По такому-то случаю. Радость спрыснуть!

– Алкого-олик… – нежно проворковала мама.

Она нацедила пару рюмочек «Рижского бальзама», а я наложил всем сборной солянки в глубокие тарелки под гжель.

– Божественно! – простонала мама. – И с лимончиком! О-о… Давайте кушать быстрее! Настя опять где-то бегает?

– Сказала, что с Иркой и Ксюхой будут алгебру повторять, – доложил я.

– Ой, что-то я сомневаюсь… – затянула мамулька.

В этот момент телефон снова растрезвонился, и она подхватилась.

– Настька, наверное… Алло? Да-а… А вам кого? – Зажав трубку ладонью, мама повернула ко мне красивое лицо, чуть побледневшее от волнения и растерянности. – Тебя! – громко зашептала она. – Колмогоров! Академик!

Я похолодел, а в следующее мгновенье меня в жар бросило. Отобрав у мамы трубку, сказал:

– Алё? Андрей Николаевич? Здравствуйте!

– Здравствуйте! – донёсся негромкий глуховатый голос. – Михаил Петрович?

– Просто Миша, с вашего позволения. Не дорос я пока до имени-отчества!

Колмогоров заулыбался – это прорезалось в его тоне:

– Ладно, Миша, согласен! Револий Михайлович ознакомил меня с вашими работами по теории алгоритмов и теории информации. А я принадлежу к тем кибернетикам, которые знают толк в этих делах! Револий просил меня отредактировать ваши описания программ, но они настолько отточены и закончены, что придраться не к чему. Вы хоть сами понимаете, насколько далеко шагнули, Миша?

При этих словах мама, сдерживавшая дыхание за моей спиной, придвинулась ещё ближе, чтобы лучше слышать. Пряди её вьющихся волос защекотали мне щёку.

– Пожалуйста, не преувеличивайте, Андрей Николаевич, – убавил я математические восторги академика. – Я начал не с чистого листа, а воспользовался наработками того же Шэннона, Хаффмана, Лемпеля. Ну да, подразвил немножко…

Колмогоров рассмеялся, а я различил и папино сопение – оба родителя напряжённо прислушивались к похвалам светила математики.