Они с шумом закрывают окно.

Жандарм поднимает руку, чтобы снова ударить меня, но в этот момент пялившийся на мою грудь напарник тычет его в бок.

– Что это?

– Что? – переспрашивает тот, но потом тоже это слышит.

Я сижу с закрытым ртом и не издаю ни звука. Но удивительно: мой свист будто висит в воздухе. Как эхо, он повторяется снова и снова. Сначала тихие и отрывистые, звуки становятся все громче и перерастают в единый хор позади нас, и перед нами, и вокруг. Лошади шарахаются, экипаж дергается, я слышу, как ругается кучер. Свист будто запутывает нас в сети, приближаясь со всех сторон. Лошади начинают ржать, а свист становится все громче и яростнее.

Потом он прекращается, и наступившая тишина пугает гораздо больше, чем все остальное.

Один из жандармов стучит в крышу экипажа прикладом ружья.

Слышится голос (кажется, кучера), извергающий проклятья. Звук, как будто что-то тяжелое стаскивают с крыши. Потом испуганные слова мужчины, который просит сохранить ему жизнь. Молитва о прощении грехов.

Жандармы переглядываются, оба мертвенно бледные.

Взводят курки пистолетов.

– Мы вооружены! – кричат они в дверь кареты.

Дверь распахивается, и они стреляют, не заметив того, что и задняя дверь в это время тихо открывается под грохот их выстрелов. Почувствовав ворвавшийся внутрь холодный ветер, они поворачиваются, но поздно – одного из жандармов уже тянут из экипажа спиной вперед. Второй хватает меня и прижимает к щеке пистолет. Я чувствую холодный металл, впивающийся в кожу.

– Я убью ее! Я размозжу ей голову! – вопит он.

Я смеюсь в тисках его рук.

– На вашем месте я не стала бы этого делать.

Снаружи не доносится ни звука. Мертвая тишина. Жандарм в панике заставляет меня встать и, по-прежнему прижимая пистолет к щеке, выталкивает меня из кареты.

Сотня Призраков окружили нас как безмолвная стража. И ни следа кучера или второго жандарма.

Во главе Призраков стоит Гаврош. Он замечает пистолет, потом переводит взгляд на лицо жандарма. И угрожающе качает головой.

Жандарм вдруг удивленно моргает, его глаза расширяются от испуга, и я замечаю, что к его шее прижат кончик острого ножа.

С крыши экипажа свешивается Монпарнас.