– Твои чувства к Сураджу еще живы, я уверена, – настаивала я. – Потому что они чистые и настоящие, в отличие от колдовских, которые ты называешь любовью, однако они – темная магия.

– Всякая любовь – это магия, сердцу не прикажешь, – возразил юноша, уставившись взглядом в пустоту. – Мое сердце сгорает от желания увидеть Гиацинта. Я пойду хоть на край света, чтобы лицезреть его вновь.

Я вспомнила Александра де Мортанжа, пересекшего океан ради меня, как будто он тоже был жертвой заклинания. Где рыжеволосый демон сейчас? В темных водах Атлантики? Или плывет к берегам Америки на борту «Невесты в трауре»? А может, уже в пути, чтобы попытаться вновь завоевать меня в Версале? Несмотря на все его палки в мои колеса, я не могла не сочувствовать вампиру. Я больше не могла держать обиду в себе. Моя жажда отомстить ему истощилась. Я надеялась, что он обретет покой в душе, если выживет.

Рафаэль прав: наши сердца, живые или мертвые, – мощные механизмы, способные увлечься и привести к безумию.

– Гиацинт убьет тебя, – произнесла я ослабевшим голосом, зная, что мои аргументы ни к чему не приведут.

– Возможно. Если только я не убью его первым: из-за любви.

Нездоровый блеск в выразительных глазах Рафаэля сначала огорчил меня, а потом напугал. С другой стороны, он дал надежду на то, что юноша может выжить. Ибо страсть – это оружие, самое опасное из всех, особенно когда она доведена до высшей степени накала.

– Он мне нужен, – зло прорычал некогда спокойный Рафаэль, внезапно превратившись в пылающий костер, который ничто не могло потушить. – Его волосы, чтобы захмелеть от их запаха. Глаза, один цвета лазури, другой тлеющих углей, чтобы навсегда потеряться в них. Хочу его душу, если она у него есть. А если он не отдаст их мне, я вырву у него их силой!

Я знала, что как только мы коснемся земли, ничто не помешает Рафаэлю броситься на поиски корсара. Если в один прекрасный день ему удастся найти его, кто одержит верх? Вампир с многовековой биографией или сжираемое огнем страсти существо, которое он сам же и породил, заставив посмотреть в свое лицо. Для Гиацинта то лишь жестокая игра, но при этом он, возможно, породил свою Немезис…

Я вновь накрыла руку оруженосца своей. Он вздрогнул, словно очнулся от своих видений, и повернулся ко мне. Его радужка снова обрела изумрудный цвет. Большой пожара потушен – до следующей искры.

– Идем. Тебе нужно поесть, чтобы набраться сил. Они тебе понадобятся, куда бы ты ни направился после.

Рафаэль улыбнулся, сначала неуверенно, потом широко и искренне:

– Да, ты права, я голоден.

Мы вышли из каюты, поднялись по ступенькам к верхней палубе. Ласковый тропический бриз обнял наши лица. Аппетитные ароматы рыбы на гриле дразнили обоняние. Зашари готовил еду под звездным небом. Поджаривал до румяной корочки дневной улов на углях, чье веселое потрескивание смешалось с тихим рокотом волн. Поппи накрывала длинный стол на палубе. Ей помогали несколько членов экипажа, освобожденные пленники. Они стояли, высокие и сильные, подставляя лица тропическим ветрам – пассатам. Гордые взгляды были обращены к горизонту свободного будущего. Их губы напевали мотив веселый и ностальгический. Даже не понимая слов, я догадалась, что поют они о печалях и надеждах, о том, что потеряли и что обрели.

– Дорада по-луизиански, приправленная перцем! – гордо объявил Зашари.

– Несвежая кровь по-лондонски… – с досадой отозвался Стерлинг, рассматривая флакон из трюмов «Stormfly».

– Помнишь, когда-то я говорила тебе, что английская кухня оставляет желать лучшего? – рассмеялась я.

– Берегись, дерзкая француженка, иначе я не откажусь от удовольствия похрустеть тобой, как печеньем макарон, которое ты мне напоминаешь.

Он обнял меня, делая вид, что хочет укусить в шею; но вместо клыков я ощутила холодный поцелуй, свежий, как морской бриз этой летней ночи.