Мишка еще раз вздохнул.
- Вообще, странно это, покупать завод по фотографиям. Надо бы лично съездить.
- Вот и съезди, - подтолкнул я. – Через Германию на Дальний Восток. Прикинешь что там к чему, с фрау Фишер обсудишь ценник. Да и просто отдохнешь.
Мишка неуверенно кивнул.
- А стоит ли? Все одно лицензия без завода не продается. Все равно покупать придется. Только полмиллиона вот за это убожество сильно много. Считаю, что красная цена этому предприятию двести тысяч. Что скажет на это герр Лаубе?
А по господину представителю Мишка явно видел желание продать предприятие. И полмиллиона марок был пробным запросом. Он готов был торговаться.
- Что ж, господа, думаю скидка на размер долга выглядит в этом случае вполне обоснованной, - выразил мысль немца переводчик.
- Итого четыреста тысяч?- спросил Мишка и еще раз с сомнением покачал головой. – Все равно это слишком дорого, герр Лаубе.
- Боюсь, я больше не имею права уступить, - в свою очередь ответил немец. – Четыреста тысяч марок это крайняя цена.
Вроде бы на этом мы и должны были остановиться и пожать руки. Но были у Мишки еще козыри в рукаве. И потому он, привстав со стула, сказал:
- Думаю, герру Лаубе следует посмотреть на наше изобретение. Это сильно упростит переговоры между нами. Пройдемте, господа, - и ладонью он пригласил гостей на выход.
Я понял его маневр. Наши инженеры сделали пару вариантов станка, производящих шлифовку стальных шаров и Мишка захотел их продемонстрировать нашему гостю. Не знаю, насколько эти станки похожи по конструкции на изобретения ныне покойного Фишера, но, думаю, запатентовать, мы их сможем. Уж одну-то конструкцию совершенно точно. И даже без немецкого завода и его лицензии мы сможем производить шлифовку шаров. И этот факт подвигнет господина Лаубе на кое-какие уступки. По сути, мы бы обошлись и без патента Фишера, но вот возможность с легкостью зацепиться за немецкий рынок сбыта нас привлекала.
Как и следовало ожидать, наша презентация новых станков привела немца в удручающее состояние, и он попросил у нас время на обдумывание. Мы согласились, и в течение трех дней господин Лаубе переписывался телеграммами со своей хозяйкой, выспрашивал у нее разрешение. И получив таковое, продолжил торг. На этот раз наш разговор продолжился в ресторане, в отдельном кабинете, где нас никто не мог побеспокоить. Суетливые половые быстро наметали на стол богатую еду, дорогую выпивку и мы, подняв бокалы за будущий успех в переговорах, пригубили напитки.
- Итак, герр Лаубе, судя по тому, что вы не отказались от переговоров, у вас есть новое предложение? – произнес Мишка, после того как ножки бокалов коснулись поверхности стола. – За какую цену фрау Фишер готова уступить предприятие?
Немец кисло улыбнулся и ответил:
- Не имеет смысла скрывать, что фрау Фишер была расстроена вашей неуступчивостью. Особенно ее расстроили ваши изобретенные станки. И потому, взвесив все факты, она решил продать завод за скромные триста пятьдесят тысяч марок.
Мы с Мишкой переглянулись. Все равно сумма получалась чуть больше ста тысяч рублей, а это дорого.
- Фрау Фишер приняла правильное решение, - сказал Мишка, пристально глядя на немца, читая его эмоции. – Вы сами убедились, что мы в довольно короткие сроки готовы поставить собственное производство подшипников. У нас для этого есть все необходимое. И цена вопроса здесь – время необходимое для запуска производства. Это может быть и несколько месяцев и год. Время для нас дорого, это правда. И потому мы предпочитаем купить ваше производство, чем развивать с нуля свое. Но, герр Лаубе, скидки в пятьдесят тысяч, увы, недостаточно. В этом случае мы предпочтем запуститься самостоятельно. Но и ваше желание продать за справедливую цену, а не за предложенные нами двести тысяч, я понимаю. Все же вы вложили в это дело немало своего времени и средств. А потому, давайте мы с вами остановимся на удобной для нас обоих сумме в триста тысяч марок. Я думаю, это будет справедливо. Что скажете, герр Лаубе?
Немец долго напрягал желваки, сжимал губы и обдумывал ответ. Чувствовалось, что есть у него личная заинтересованность в продаже предприятия. Возможно, фрау Фишер пообещала процент от сделки. Наконец, через долгую минуту он сказал:
- Триста двадцать. Это последнее слово. Больше я скидывать не имею права.