– Бенедикт…

– Оставим его имя тому, кто будет делать надпись на его надгробии, – перебил его Матиас.

Подобная неучтивость еще больше разъярила братьев.

– Господин Бенедикт, – продолжил Ле Телье, – утверждает, что вы нанесли ему травму бесчестным, коварным и унизительным способом. Поэтому он имеет право без всяких обсуждений и расследований вызвать вас на поединок – если только вы не откажетесь от дуэли, возместив причиненный ущерб.

Тангейзер подумал о Карле – она бы это не одобрила. Если официальное извинение, пусть неискреннее, разрешит конфликт, он должен извиниться, ради нее. Рыцарь сглотнул:

– И какая же сатисфакция нужна благородному дворянину?

В его устах «благородный дворянин» прозвучало как «дерьмо», и это не укрылось от присутствующих.

Бенедикт шагнул вперед:

– Отрубить себе указательный палец правой руки.

Тангейзер почувствовал облегчение, словно сбросил с плеч тяжелый груз.

– А если я откажусь? – поинтересовался он.

– Отказ будет означать, что я лжец, – ответил Бенедикт. – А поскольку жить с таким клеймом невозможно, смерть должна забрать одного из нас.

Вперед выступил другой брат.

– Однако, – заговорил он, – поскольку вышеупомянутая бесчестная травма не позволяет моему брату участвовать в дуэли, то я, Октавьен, заявляю о своем праве драться вместо него.

Тангейзер вновь посмотрел на Доминика:

– И это жульничество считается законным?

– Младшие братся часто дерутся вместо старших, – пожал тот плечами.

– Подумайте о предложении моего брата, – сказал Октавьен. – Я убил пятерых на дуэлях.

– Пятерых? – иоаннит повернулся к Бенедикту. – Я, конечно, весь дрожу от страха, но позволь всем взглянуть на твое увечье, а то кое-кто может ошибочно посчитать тебя трусливым сукиным сыном.

Пострадавший помахал указательным пальцем перед лицом Матиаса. Палец распух до размеров шпульки с нитками и посинел. Тангейзер схватил его и вывернул. Громкий треск вместе с воплем Бенедикта эхом отразились от стен вестибюля. Госпитальер почувствовал, как под его рукой рвутся сухожилия. Его жертва рухнула на колени, стуча зубами, а сам он посмотрел на Октавьена: