– Столько мужчин на беспомощного мальчишку! – усмехнулся Тангейзер. – Отпустите его.

– Эти благородные дворяне… – начал Ле Телье.

– Пусть эти благородные дворяне отпустят парня.

Гугенот толкнул Грегуара вперед. На его щеке краснел след от удара.

– Все в порядке, приятель? – Тангейзер взял мальчика за плечо.

Тот кивнул.

– Стань за моей спиной, – велел Тангейзер и повернулся к Доминику. – И который из этих доблестных воинов его ударил? Или это решили размяться шотландские гвардейцы?

– Негодяй получил заслуженное наказание. Он меня оскорбил.

– Можешь повторить, что он сказал?

Ле Телье вытаращил глаза.

– Хватит, – прорычал забияка со двора. – Перейдем к делу.

– Подожди своей очереди или вытаскивай меч, – ответил Матиас и снова посмотрел на Доминика. – Грегуар мой лакей. Если его требуется наказать, я сделаю это сам.

Ле Телье склонил голову:

– Я не знал, сударь. Приношу свои извинения.

– Тогда к делу.

– Эти благородные дворяне утверждают, что вы их оскорбили.

– Всех четверых? И когда это я успел?

– Они братья. Оскорбление одного – это оскорбление всех.

Длинный текст дуэльного кодекса был предназначен – подобно законам рыцарства и правилам ведения войн – для сохранения иллюзий тех, кто считал себя слишком цивилизованным для открытого насилия. Согласно кодексу, оскорбление могло быть нанесено словом или действием, и поскольку обе категории могли толковаться очень широко, поединки были весьма распространены. Тангейзер никогда не дрался на официальной дуэли, предпочитая решать дело без дурацкого ритуала. Но в отличие от насилия, творимого низшими сословиями, дуэль находилась под защитой закона, и госпитальеру это было на руку.

Доминик тем временем указал на забияку: