— Вот что мы решили, Василий Фёдорович. Сегодня ты переночуешь у нас. Мы тебе всё расскажем, и завтра ты начнёшь свои поиски.

Он подождал, когда они закончат свой обед, и не без интереса прочёл статью в газете. Троцкий призывал к сочетанию легально парламентской деятельности с подпольной революционной борьбой. Потом остановили экипаж и поехали к ним домой. Через минут двадцать они уже поднимались по лестнице доходного дома. Двухкомнатная квартира находилась на втором этаже. В маленькой прихожей с напольной вешалкой, к которой примыкали кухня и ванная, совмещённая с туалетом, были ещё две двери в отдельные комнаты.

— Располагайся, Василий Фёдорович, — сказал Сергей Владимирович, открыв дверь в одну из комнат.

— Мне как-то неудобно вас потеснять, — произнёс Рутенберг.

— Оставь буржуазные предрассудки. Братья по оружию должны помогать друг другу.

Эти слова сняли его сомнения, диктуемые разумной осторожностью. Он знал, что Европа кишит секретными сотрудниками царской охранки. Потому и сменил партийный псевдоним Мартын Иванович.

Новые знакомые рассказали ему, что являются членами боевой группы при Центральном комитете РСДРП, и вынуждены были эмигрировать после декабрьского восстания в Москве, когда их стала преследовать полиция и жандармерия. Несколько месяцев назад они приехали в Геную из Женевы и устроились грузчиками в порту.

— А что тебя, Василий Фёдорович, заставило скрываться за границей? — спросил Фёдор Тихонович. — Небось, были серьёзные причины.

— В Санкт-Петербурге я участвовал в создании боевых дружин, их подготовке и снабжении их оружием, — обтекаемо сформулировал он. — Какое-то время после освобождения из Петропавловской крепости после Манифеста 17 октября по амнистии входил в состав Петербургского Совета рабочих депутатов от партии социалистов-революционеров. Там несколько раз встречался с Троцким, который после ареста Носаря-Хрусталёва его возглавил.

— А ты, я вижу, парень не простой, — восхитился Сергей Владимирович. — Совет же полностью арестовали. Как тебе удалось выскользнуть?

— Приходилось скрываться на конспиративных квартирах. А потом я эмигрировал.

При почти полном доверии к своим новым знакомым, он остерёгся рассказывать об участии в демонстрации 9 января и его связи с Гапоном. Он не был уверен, что они правильно информированы и понимают истинное положение вещей. В России многие считали Гапона героем-революционером, ликвидированным царским правительством.

— А ты знаешь, что потом случилось с Троцким? — спросил Фёдор Тихонович.

— Помню, весь Исполнительный комитет Совета осудили на вечное поселение в Сибири, — ответил Рутенберг. — И тут его статья в газете. Он что, бежал из ссылки?

Собеседники переглянулись, улыбаясь представленной возможности проявить свою компетентность.

— В Берёзове его освободили наши боевики, обеспечили его новыми документами, и он перешёл границу, — сказал Сергей Владимирович. — Мы видели его в Женеве в кафе. Социал-демократы собираются там, как в клубе, и обсуждают актуальные политические проблемы. Ленин там тоже появляется. Теперь Троцкий редактор партийной газеты.

— Да, он очень способный человек, — поддержал его Рутенберг.

Они нравились ему всё больше. Сергей был высоким блондином, похожим на интеллигента, преподавателя университета или гимназии, и совсем не подходящим для тяжёлой физической работы. Фёдор же был брюнетом крепкого телосложения. «Так и сводит порой жизнь двух совершенно разных людей», — подумал Рутенберг.

— Ты сильный человек, Василий, — после нескольких минут молчания сказал Сергей Владимирович. — В порту нужны такие люди. Мы можем устроить тебя там грузчиком. Мне-то, как филологу, другого не дано, как делать такую работу. А вот Фёдор учился в реальном училище на механика. Он бы мог пристроиться на каком-нибудь предприятии. Но из солидарности решил меня не бросать.

— Спасибо, я подумаю. Я инженер, закончил Технологический институт в Петербурге.