Наступившая тишина продемонстрировала правильность выбранной команды. Мынаш медленно повернулся, уставившись на меня своими огромными желтыми блюдцами.

— Живой, — почти на грани слышимости прошептал. — А был-то где?

— Купался, — сказать, что завтракал совесть не позволила. Ничего ведь ему не принес.

Мынаш с сомнением окинул мою фигуру, закутанную в плащ, задумчиво рассмотрел густую растительность на голых ногах, торчащих из-под плаща.

— Ага-ага, то-то я слышу, как ты медведем пахнешь, наверное, его шкурой вытирался? Полотенечко забыл?

Так с открытым ртом я и проводил успокоившегося адъютанта, исчезнувшего со словами, — завтрак организую.

— Неужели снова подрос, — мелькнула мысль, прежде чем ощутил, что башня еще на метр вылезла из земли и начала отращивать башенки с трех сторон бортика.

— Это куда ж нас ёкаи занесли, — размышлял, быстро одеваясь и обтираясь влажной тряпкой. Адъютант был прав, запах медведя не бил в нос, но присутствовал. Ухмыльнулся, наверное, для копытных еще то соседство, вон как вжались в камни. Отошел от них подальше, что б не нервировать.

Не давали покоя руны. В том, что это именно они, уже не сомневался. Взял копье, снял ножны, вгляделся в серебро на лезвии. Точно, вот эта, такая же как в центре помоста.

Дальнейшие размышления прервал адъютант, вывалившийся вместе с мангалом, на котором шкворчали свиные ребра, расточая умопомрачительный запах шашлыка и сумкой, из которой вытряс гору овощей, огромную буханку хлеба, головку сыра и бутылку, заткнутую кочаном.

У меня опять челюсть пошла вниз, какой хозяйственный добытчик мне достался.

Просто невероятное везение, — постучал о помост, чтоб не сглазить. И с благодарностью принял тарелку с мясо.

Сюрприз на сюрпризе. Ёкаи еду не умыкнул. Он заработал ее, сказал, что выложил камин для ресторации. Мол правильный камин — это целое искусство, а его род специалисты по печам, каминам и всему в чем горит огонь.

Было приятно, от заботы этого уже не маленького существа, от осознания, что он понял, что что-то может, а еще от того, как он голосил над моей одеждой.

— Сентиментальный стал, старею, наверное.

После завтрака Мынаш помялся, потом протянул мне руку.

— Давай быстро в Фурако и назад.

Забыв на секунду, что такое Фурако, пожал его пальцы и очутился в помывочной Изначального.

— Ого — да он за один раз перенес меня из точки, до которой мы добирались четверо суток.

— Быстро-быстро, — начал подгонять адъютант, — есть двадцать минут только.