— Щелбан? Что еще за щелбан?

— Смотри.

Заврик с оттягом хлобыснул толстым как сарделька пальцем по крыше автомобиля. Раздалось громкое: «Дзан–н!», машина присела и закачалась, амортизаторы пискнули, крыша промялась, в воздух взлетело облачко охлопьев краски, по стеклам зазмеились трещины. Заврик с места перепрыгнул через машину, двумя пальцами выдернул из руки функционера топорик (тот вскрикнул и схватился за свернутую кисть руки), схватил обоих за шкирку и прошипел им в лицо:

— Если вы, ублюдки, еще где–нибудь хоть случайно меня увидите, бегите и прячьтесь, не то пожалеете, что на свет родились! Яйца оторву и съесть заставлю!

Швырнув их себе под ноги, ткнул им что–то под нос:

— Понятно, придурочки?

Оба функционера, явственно превозмогая боль, мгновенно вскочили на ноги, вытянулись в струнку и отрапортовали хором:

— Так точно, понятно, ваше превосходство!

— Вот так–то! И молчать намертво! — Заврик вскинул вверх сжатый кулак: — Века и века…

— Бунубадаму!!! — зашлись визгом функционеры, пожирая Шишку Ходячую, галактического сексуального разбойника, восторженными глазами. Повозки отправились дальше.

— Не дрейфь, дед — сказал Заврик — Они не настучат.

— А чего ты им в рожу совал? — поинтересовался Пейпиво.

— Удостоверение капитана спецназа. Сделал еще тогда, на всякий случай. Понимаешь, до них не могли не дойти слухи о том, что где–то в этом регионе спецвойска проводят секретную операцию.

В Бахпук прибыли вполне благополучно. На въезде, правда, оказалась застава — здесь была погранзона — но предъявленный ордер на размножение, звонок Жамопузу, свидетельство деда — возчика да парочка банкнот среднего достоинства, не астумских, местных, решила дело, и разведчики обзавелись трехдневным пропуском.

— Надо же, — удивился Заврик — натуральную ксиву заимели. Даже неудобно как–то.

Пошли к околоточному. Тот набросился было — мол, чего их сюда принесло, своя очередь большая, но привет от Жамопуза поубавил ему прыти, и он велел помочь с выгрузкой — погрузкой, а уж завтра с утра явиться к нему и решить все конкретно.

Здесь пришлось работать не для отмазки, и к ужину явились с отменным аппетитом. Заврик умял полведра каши, большую миску разных овощей и теперь кружками хлестал компот.

— А рыбки нашей не хочешь ли? — спросил кто–то из рыбаков; дело происходило в артельной столовой — Да и пивка домашнего?

— Он вегетарианец. И непьющий. Они все такие — пояснил Пейпиво, что, между прочим, было чистейшей правдой, и придвинул поближе к себе жбан — Возражений не будет, если его пайка мне достанется?

После ужина случилась неприятность — политинформация. В погранзоне уставная видимость соблюдалась строго, а в Сомагане и гражданские подчинялись своим уставам — общественному, домашнему, рабочему и еще каким–то.