Выхожу на пустующий центр залы, отстраняю от себя бокал и показательно разжимаю пальцы. Тончайший, перебивающий фоновую музыку, звон привлекает внимание и обращает взгляды. Все до единого. Стекло рассыпается у меня под ногами, а потому я аккуратно переступаю через него и бёдрами виляю к лестнице. Смотрю на Гелиоса лишь однажды – через плечо. И он, оставляя удушающую компанию и по пути развязывая удушающий галстук, преследует.
Поднимаемся по лестнице; мужчина чуть за мной. Я не вижу, но чувствую, как скребутся преследующие нас глаза. Я не слышу, но чувствую, как мгновение спустя обсуждением разразятся их мраморные стены.
– Очаровательно, правда? – самодовольно улыбаюсь и, разразившись смехом, бойко разворачиваюсь к подступающему Гелиосу.
Прыть и грациозность остаются на лестнице; более никого на этаже нет. Хочу воскликнуть, как ловко мы разыграли присутствующих в зале и как растрясли армией сплетен их пропахшие скукой спальни. Вот только Гелиос из роли не выходит и вместо задорной улыбки прихватывает за талию. Поднимает и подтаскивает к золотой, обрамлённой белым стеклом, полке, усаживает подле гигантского растения и прижигает бёдра.
– Ты что наделала? – спрашивает Гелиос.
Он злится?
Спешу оправдаться: хотела пошуметь и одарить темами для новых бесед.
– Нет же, – перебивает мужчина. – Со мной.
Ловит взгляд – растерянный. Растерянность – ощутив его неконтролируемое напряжение – сменяю на хвастливую улыбку. А дурман в глазах нравится ему ещё больше.
– Как собачонка готов за тобой бегать. Ну что это, Луна? Только хвостом вильни.
– То есть, – уточняю я, намеренно огибая суть фразы, – сейчас я вильнула хвостом?
– Буквально.
Подтаскивает к себе за бёдра, а я, взвизгнув, отталкиваюсь и смеюсь:
– Не разрешаю! Прочь, Бог Солнца.
– Ещё и так?
– Я просила подыграть, а не заигрываться.
– Подыгрывать не пришлось.
И он говорит, что фурор – как выражаемся мы, умники, и я в их числе – хитрая кошка – прошёлся по гостям и растоптал его; за таким движением нельзя не пойти.
– За тобой нельзя не следовать, ибо…
Не даю окончить: