— Только не старухой! — поспешно вставил тот.

— Хорошо, ты — стариком. Но мы не глупыши-котята, отец. Да, ты живешь уже тысячи лет, но…

— Остановись, дщерь гневная, — усмехнулся Горджелин, но на сей раз усмешка эта была доброй. — Я понял. Но беда в том, что я и в самом деле не знаю всего до конца. Поверь, дочка.

— Ну, хорошо, — по-прежнему сердито бросила Лидаэль. — Но я не хочу, чтобы меня использовали вслепую. Даже для спасения моей матери.

Горджелин кивнул.

— Договорились. А теперь спите. Я посторожу.

Аратарн спокойно завернулся в одеяло, замер, глядя в звёздное небо. Лидаэль ворочалась и что-то бурчала себе под нос, никак не в силах угомониться.

Горджелин слушал сгустившуюся ночь, слушал постепенно затихавшее бормотание дочери и улыбался.

Правда, улыбку эту не видел никто.

Наутро они двинулись в путь — и дочь Снежного Мага тотчас пристала к отцу:

— Ну, что услышал? Что сказали тени?

— Вот неугомонная, — пробормотал Аратарн. Сын Губителя оставался на удивление спокоен.

— Сказали многое, но всё не то. — Горджелин был хмур. — Стенали и жаловались на горькую участь.

— А ты ждал рассказа о зачарованных сокровищах?

Сказано было с сарказмом, но Снежный Маг словно ничего не заметил.

— Нет, дочка. Однако обычно призраки такого рода куда более… жадны до живой крови. А тут были напуганы. Рыдали и завывали, сплошной плач. Стоны их отзывались… да, отзывались чему-то, пришедшему извне в Большой Хьёрвард. Где-то очень далеко началось нечто донельзя странное, чему я сам не могу подыскать названия. Мёртвые не всегда молчат, но вот сейчас я не в силах понять их слов.

— «Где-то очень далеко» и «нечто донельзя странное», отец? Как тебя понимать?

— Так и понимать. Великие сущности сошлись в смертельной схватке, прости за банальность. Иначе, увы, не скажешь. Так оно и есть. Эхо раскатывается далеко, призраки слышат и тревожатся.

— Отчего? Что может их тревожить?

Снежный Маг только отмахнулся с досадой.