— Хан Карын, – веско сказал мужчина и махнул рукой. Женьку потащили вперед. Кричать она не решилась, понимая, что беречь ее Карын, скорее всего, не приказал. А ей сейчас нужно быть очень и очень осторожной.

***

Сулим ненавидел Карына еще больше, чем Баяра. Если Баяра он просто презирал за его мягкотелость и отсутствие стремления к власти, то Карын был для младшего брата опасен, и хромоногий это понимал. Но чего у самого старшего было не отнять, так это ума. И когда Сулим пришел к брату, тот не стал его сразу гнать, а выслушал и даже согласился с его выводами.

Они говорили очень долго, почти всю ночь. Да, время Тавегея истекло. Да, он ослаб, размяк, стал слишком осторожен. Кроме того, за все время, пока Тавегей стоял во главе стана, кохтэ не завоевали ничего стоящего, ограничиваясь короткими стычками с недружелюбными соседями. Подумаешь, проиграли они угурам сто лет назад! Будут впредь умнее, для начала – завоюют земли иштырцев, которые обнаглели совершенно. Потом – прочие племена. И вообще, настало время объединить весь народ под сильною рукой, собрать невиданное доселе войско и завоевать весь мир, и иштырцев, и угуров, и тех же моров на севере.

Уж точно старый хан не сделает этого. Станом давно правит не он, а мать. Недаром и наложницу ему подложила, и убила ее потом, когда та родила сына.

— Баяр похож на отца, – со смешком говорил Сулим. – Больше всех нас похож. И жену себе нашел под стать – чужестранку и воительницу. Гляди, Карын, быть Баяру ханом. А жена его будет им как конем управлять, взнуздав его и упряжь в рот вставив.

— Не бывать этому, – твердо заявлял старший сын. – Я жену отправил… – и замолчал, вдруг смутившись.

— Илгыз? – Сулим понимающе усмехнулся. – Глупо. Она Баяра уж точно не изведет, она с ним несколько лет спала, просто рука у нее не поднимется. Кстати, а ребенок у нее под сердцем чей – твой или Баяра?

— Да какая разница, – отмахнулся Карын. – Все равно она мне не нужна вовсе. Думаешь, не справится? А как все хорошо могло бы быть: она убьет Баяра, ее казнят… Или, если не убьет – хоть смуту наведет, с женой Баяра рассорит.

— Не думай, что Дженна – простая чужестранка. Ты же видел, как она околдовала всех: и Аасора, и Тавегея, и Баяра, и людей его. И даже Нурхан-гуар пал ее жертвой. И Тойрог прошла, как мужчина, как воин. Если она и не демон – то дух огня в ней точно есть.

Карын кивнул задумчиво. Сулим был прав, Сулим вообще очень часто бывает прав, за это его Карын и ненавидит. И, конечно, став ханом, он его убьет первым, но пока стоит выждать, пока брат может быть полезен.

Сулим покинул стан на рассвете, захватив с собой глупого мальчишку Охтыра и Бурсула, который бродил неприкаянным по стану, явно тоскуя по своей сотне. Бурсул был опытным воином, с ним было безопаснее.

Все у Сулима было просчитанно: Карын, конечно, уже сговорился с тысячниками и сотниками, хана он убрать сможет. А если не сможет – туда ему, дураку, и дорога. Но он, Сулим, будет совершенно не при чем, его и близко не будет. Он займется Баяром и его непокорной женой.

И все же Сулим Карына знал недостаточно хорошо. В отличие от хитрого и изворотливого брата, старший юлить и не собирался, и даже скрываться не собирался особо. Кохтэ уважали силу – неважно, какую. И когда через несколько дней стан проснулся от горестного крика ханши, обнаружившей своего мужа убитым в постели, только зло усмехнулся и заявил:

— Нож в животе у хана Тавегея – иштырский. Как допустили воины, что враг проник в стан? Как Аасор, славный шаман, не углядел чужака? Казнить весь патруль. И Аасора бы казнить, да нет ему замены. Но с этого дня шаман один ходить не будет, рядом с ним будет воин. Старый стал Аасор, рассеянный. Пусть готовит себе замену, да побыстрее.

Тысячники и сотники молчали, а воины, переговариваясь очень тихо, говорили друг другу, что иштырцев в их землях не было с тех пор, как сотня Баяра поставила свой стан далеко у реки. Зато все знали, что Карын свиреп и нетерпелив. Знали – и не говорили этого вслух.

— Хан должен быть сильным, – заявляли тысячники. – Смерть во сне – позорнее не придумаешь. Хан должен умирать в бою, тогда великие предки почтят его дух и примут в свои объятия. А теперь…

А теперь старая мать Карына, в одночасье одряхлевшая и ослабевшая, не выходила из шатра, где, обряженное в пунцовые одежды, лежало тело прежнего хана. К ней робко жалась молоденькая кормилица с последним из сыновей Тавегея на руках. Боялась, что Карын не пощадит младшего брата. Младенцы так легко умирают от всяких младенческих хворей!

Нурхан-гуай, побратим хана, из стана исчез незаметно, никто не понял как. Не иначе – лисом обратился.

Младшие братья, быстро сообразив, что они могут покинуть этот мир следом за отцом, принесли Карыну клятву верности на золоте и крови, а следом и тысячники, и сотники, и все войско признало в Карыне своего хана.