В дальнейшем противники могли выходить к барьеру еще два раза на тех же условиях, но этот этап поединка следовало считать оконченным.
Вместо этого после счета «три» поединок не только не был остановлен, но и было произнесено следующее: «Стреляйте! Или я разведу вас».
Это являлось существенным нарушением условий дуэли.
Почему секунданты не остановили дуэль при счете «три» и чем руководствовался секундант Столыпин, когда, в нарушение правил дуэли, после счета «три» объявил противникам, что если они не будут стрелять, то он остановит дуэль, – останется навсегда невыясненным.
Требования ко всем командам на дуэли должны быть строго регламентированы и согласованы секундантами. В ситуации, когда в процессе дуэли нервы противников накалены до предела, любое неосторожное слово может вызвать непроизвольный выстрел и привести к нарушению правил и условий дуэли. Если секундантами были установлены четкие команды «раз», «два», «три», никакие другие команды для определения времени, когда соперники могут открыть огонь и когда дуэль должна быть прекращена, существовать не могут.
Поскольку, согласно условиям дуэли, противники могли стрелять до трех раз, то секунданты вправе были принять решение либо о прекращении дуэли, либо о ее продолжении на тех же условиях до двух оставшихся выстрелов.
В данном случае при принятии секундантами первого решения жизнь поэта была бы спасена.
Следует полагать, что указанное нарушение дуэльных правил должно остаться на совести Столыпина.
Но почему же, в нарушение всех правил, Столыпин все-таки предложил противникам продолжить дуэль?
Причиной этого могло быть то обстоятельство, что никто из присутствующих не предполагал, что противники будут стрелять друг в друга с целью убить или причинить телесные повреждения.
Об участии Столыпина в последней дуэли Лермонтова существуют следующие записи П. А. Висковатова, сделанные им в ходе беседы с другим секундантом – князем Васильчиковым: «Ну а Столыпин? – спросил я. – Ведь этот человек был и постарше, и поопытнее и знал правила дуэли?» – «Столыпин!? На каждого мудреца довольно простоты!» При каждом несчастном событии недоумеваешь потом, как было допущено то или другое, как недосмотрел, как допустил и т. д. Впрочем, Столыпин серьезнее всех глядел на дело и предупреждал Лермонтова; но он по большей части был под влиянием Михаила Юрьевича и при несколько индолентном характере вполне поддавался его влиянию».
То обстоятельство, что в качестве секундантов Лермонтова участвовали Трубецкой и Столыпин, у которых были бы очень серьезные проблемы по службе, а также ничтожность причины дуэли, отсутствие врача и экипажа для возможной транспортировки раненого, – все это свидетельствует о том, что ее участники надеялись на мирный исход.
Кроме того, говоря о причине поведения секундантов, надо учитывать психологию людей того времени, принципы их воспитания и отношение к дуэльному поединку.
Дуэль, при которой противники вышли стреляться и, постояв, разошлись без выстрелов, была бы расценена обществом как пародия на дуэль, а ее участники рассматривались бы как комические персонажи.
Такие дуэли носили название «пробочных» и проходили не в России, а в Западной Европе. Существовала традиция: после окончания дуэли все действующие лица отправлялись в ресторан, где шампанским отмечали благоприятный исход дела. С этим связана гипотеза о происхождении термина «пробочная дуэль»: так говорили о тех случаях, когда выстрел пробкой шампанского в потолок был «самым опасным» из всех сделанных выстрелов.
Это могло бы задеть Лермонтова и, зная его характер, повлечь самые неблагоприятные последствия, в том числе и возможный вызов на поединок людей, которые могли бы усомниться в его храбрости.
Логично сделать предположение, что именно этим руководствовались секунданты, не остановившие дуэль, а также лично Столыпин, предложивший сторонам произвести выстрелы.
Возвращаясь к вопросу о том, почему было сокрыто участие в дуэли Столыпина и Трубецкого, можно предположить следующее.
Дуэль Лермонтова с Мартыновым являлась событием, выходящим из ряда обыкновенных.
Лермонтов являлся поэтом-преемником Пушкина, был широко известен в высших сферах Петербурга, а кроме того, направлен для службы на Кавказ с усиленными рекомендациями обратить на него особое внимание со стороны начальства.