— Где пятнадцать, там и шестнадцать. И семнадцать и восемнадцать. Тенденция такая. Не успеешь привыкнуть к одним именам, как раз — и этих расстреляли за предательство или они сбежали в Египет, Ирак, Иорданию — нужное государство вписать. Кстати, Ливан ни одно из сирийских правительств до сих пор не признало независимым государством, а только одной из провинций Великой Сирии. Ливанцев это, естественно, очень напрягает, и никак не способствует дружбе между двумя странами.
— Давай все-таки просмотрим на взаимоотношения Израиля с Ливаном. Что могло бы измениться, что улучшиться.
— Ну, в идеале, мы бы хотели получить мирный договор с полным набором взаимоотношений, включая официального посла. Хотя, на сегодняшний день, это самая лучшая наша граница. Тишина и благодать. Даже на иорданской за этот год было 4 попытки вооруженного проникновения, и два раза по нашей территории стреляли с той стороны реки. В Ливане ничего такого нет.
— Даже при том, что изрядный кусок Ливана в 1944 г был передан друзам и Израилю? Помнится, там тоже выселяли людей.
— Ничего подобного. Если исходить из карт мандата, к Израилю отошел небольшая территория в районе Голанских высот Бофор — Тайбе — Длаат. Никого оттуда не выселяли. Более того, когда началось бегство с друзских территорий, многие попросились в Израиль.
Вот обсуждать гражданскую войну 1944 г, — сказал я, увидев как Роберт встрепенулся, — после образования Друзского Государства я не собираюсь. Не имею точной информации и не хочу зря говорить. В те времена меня здесь еще не было. Если очень захочешь, могу свести тебя с высокопоставленными друзами. Я говорю о сегодняшней ситуации. В том районе проживают около 18 тысяч маронитов, 6 тысяч шиитов и 1,5 тысячи друзов. Имеют те же права и обязанности, что и все граждане Израиля. Причем население выросло в связи со снижением детской смертности и увеличением продолжительности жизни из-за распространения израильского медицинского обслуживания почти на треть в сравнении с 1944 г.
Но вы получили выход к воде реки Литани, — тонко улыбнулся он.
— Получили, — согласился я. — И, благодаря спокойным отношениям с Ливаном, проводим совместные проекты по поливу, на что у ливанского правительства руки не доходят уже пятнадцать лет. Даже больных лечим в Метуле и Нагарии. Так что, все в выигрыше.
Мы практически свободно торгуем, не имея никакого официального договора. Маронитская община Ливана взяла под контроль юг страны. Все сделки идут через них. Не имея прямых отношений с Израилем, они прекрасно договариваются с маронитами — гражданами Израиля. Вроде отношений нет, но они существуют. Та же история, что и с Иорданией. Покупаем продовольствие, продаем промышленные изделия. Покупаем дороже, чем в Ливане, и везти недалеко. Даже осуществляем постройку дорог на ливанской территории для облегчения жизни.
Продаем дешевые изделия из резины, пластмасс и металла качеством не хуже европейских, ценой ниже. Марониты имеют неплохой куш от такой торговли и крайне заинтересованы не допускать, никаких проблем. Поэтому, когда в 1958 г в Цуре беженцы из друзских районов поддержали мятеж и выступили на стороне просирийских организаций, порядок там наводили очень жестко.
— То есть, юг Ливана вы экономически привязываете к себе?
— Зачем такие громкие слова? Мы заинтересованы, чтобы местное население относилось к нам не только нейтрально, но и дружелюбно. Если у них при этом жизнь улучшится, нам только лучше. А никаких захватнических планов по поводу Ливана у нас нет. Слишком там сложная обстановка из-за разных религиозных течений. Себе дороже, вешать на шею эту кучу проблем.
— А что тогда с ливанской армией?
— О! Ливанская армия — это страшная организация. Есть такой анекдот: На территорию Ливана проникла диверсионная группа. Пограничный патруль был обстрелян и один солдат погиб. Командир приезжает и видит, что солдаты вместо того, чтобы преследовать противника расположились в тени деревьев и отдыхает. Он орет:
— Почему сидим?
Командир патруля отвечает:
— Огнем противника был убит солдат-суннит.
— Ну и что?
— У меня в патруле все сунниты.
— Ну и что?