– Не надо быть Штивельманом, чтобы знать Ицхака. Он умудрился даже в школьный учебник истории попасть. Как там… – Изя закатил глаза и явно процитировал занудным тоном: "Группа подпольщиков совершила дерзкую акцию, уничтожив самого ярого врага евреев в Палестине, муфтия Иерусалима, постоянно призывавшего в проповедях к беспорядкам и убийствам. Одним из участвовавших в атаке был…".
– Интересный человек, – продолжил он уже нормальным голосом, только, – он помялся и, прищелкнув пальцами, продолжил, – увлекающийся. Вечно его заносило из крайности в крайность. Как выгнали из полиции, проявил массу энтузиазма, желая построить новую жизнь на пустом месте, в кибуце. Даже от предложения вернуться в полицию, после провозглашения независимости отказался. Потом бросил все и поехал в Испанию. Но общаться с ним интересно… А что?
– Он говорил, что служил с тобой и Меером в одном батальоне. Как он туда попасть мог из Испании?
– О! – Радостно сказал Изя, – ты уже стал интересоваться чем-то помимо своих обязанностей. Сначала девушками, теперь старыми байками… Сейчас я тебе порасскажу, мало не покажется…
Он принялся разливать по стаканам остатки.
– Даже на полный не хватило, – с огорчением сказал, – кто ж знал про такое дело. Про героические подвиги надо повествовать в хорошо поддатом состоянии. Тогда количество врагов стремительно растет, патроны в винтовке не кончаются, и генерал обнимает тебя перед строем, пуская скупую слезу по небритой щеке. Ордена, гад, все равно не даст, – закончил он злым тоном, явно имея в виду что-то свое.
– Я ж тебе еще в самом начале рассказывал, как мы приехали? Рассказывал… Только этот ужас представить себе сложно, – и продолжил, все более повышая голос. – За три довоенных года под три миллиона репатриантов, на 800 тысяч местных. Жить негде, жрать нечего, даже заработать негде. Леса сажали и здания строили только за талоны на питание. Живешь в брезентовой палатке, две-три совершенно посторонние семьи, где летом дышать нечем, а зимой дети болеют и лекарств нет. Все по карточкам. Абсолютно все!
Так еще радоваться надо, что у тебя палатка, а то у соседей наполовину из картона, наполовину из жести и все протекает, когда дожди и нагревается как печка, когда солнце. Да еще и засрато все вокруг, так что запашок сильно специфический. Желающих уехать куда угодно, что назад, что куда подальше было не через одного, а гораздо больше. А нам всем, фигу, – он продемонстрировал соответствующую фигуру, сложенную из пальцев.
– Ни одна страна не принимала.
Где-то через полгода после нашего приезда пошел слух, что строящиеся дома мэр своим людям распределять начал. Так собралась толпа, тысяч на пять и пошла в город. Нацерет-элит называется. Там, рядом, в настоящем Нацерете тогда арабы жили. Мэр мало того, что вор, так еще и дурак оказался. Вышел и начал орать про неразрешенную демонстрацию. Ну, толпа она ж, как солома. Спичку зажжешь и пошло полыхать. Стоптали его и холуев, рядом тершихся. В здании переломали всю мебель, и окна повышибли. Потом, кто поумнее, домой подались. А буйные дальше пошли в окна камни бросать. Дождались полиции, которая всем попавшимся под руку вломила. Несколько человек посадили.
Да, – более спокойным тоном продолжил он. – Как вспомнишь иногда, так удивляешься, как это мы все не сдохли, живучее животное человек… Ладно, ближе к теме, – и, поднимая стакан – За то, чтобы в Израиле только лучше становилось…
Я уже в армии был, когда арабское выселение началось. В нашем лагере состоялся дубль прошлого. Как только оцепление сняли, толпа пошла в Нацерет. Только на этот раз имели четкую цель. Парочка патрулей такую массу даже остановить не пыталась. Вот шли и занимали дома. Кто первый зашел, того и дом. Моментально вся семья заселяется, и баррикадируются изнутри. А на улице патрули с дубьем, ни начальство, ни опоздавших не пускать.
Государство-то не дурное. Кому попало давать квартиры, не собиралось, тем более на всех бы и не хватило. Была создана Государственная Комиссия по распределению жилья. Оба слова обязательно с большой буквы.
Только это не только в Нацерете происходило. В городах квартиры были моментально заняты жителями близлежащих лагерей репатриантов и жителями городов из еврейских кварталов. В сельской местности соседние поселки, кибуцы и мошавы щедрой рукой передвигали границы, как им больше нравится.
Комиссия убедилась на практическом опыте, что люди остаются людьми, даже в своем собственном независимом государстве. Взять у государства все, что можно, вот их задача. Комиссия хорошо подумала и решила признать самозахваты по факту. А то, могло плохо кончиться, для нее. Убили бы запросто. В общем, кто был смел, тот и съел.
Армия создавалось на пустом месте, – продолжил Изя, хрустя единственным яблоком. – Колониальные еврейские батальоны надо было превращать в армию. Так ничего не было, даже офицеров. В этих батальонах, самый старший по званию еврей был капитан, до того все командование из англичан состояло… Э… как же его, он еще потом погиб в Сирии. Не помню… Ну, не важно…
Прислали нам специалистов. Тех же самых англичан. Но зачем Великобритании было особо стараться? Спихнули всякие негодные экземпляры – скандальных, обиженных, неуживчивых. Если у нас ничего не получится, тогда можно прислать какого-нибудь Глабб пашу.[19]
Очень раздражало англичан, что практически отсутствовал барьер между солдатами и офицерами. Хотя понять это как раз легко. Большинство новых призывников были молодые уроженцы страны, знавшие своих офицеров из Хаганы и Эцеля лично, до того как он стал офицером. Ну а про самих офицеров я уже говорил, тоже не большие шишки. Так что изначально резкого барьера не было. Даже форма шилось из одинакового материла для солдат и офицеров, не из демократизма, а от бедности. Чтобы не тратить лишнего.
Мда, – задумчиво сказал он, – знакомства великая вещь! В Польше я был большой активист еврейской организации ветеранов. Приятно, понимаешь, старых товарищей встретить, пивка выпить. Успел, в свое время, повоевать и за русских и за поляков. Не очень-то и хотелось, – сообщил он, подмигивая, – только меня не спрашивали. Но, когда начали списки просеивать, с целью найти подходящих людей, наткнулся Меер на меня. Я у него, в свое время, унтер-офицером был. Так и в армию попал. Как бы там ни было, а меня устраивало. Появилась определенность, место, где семья жить может и даже зарплата, пусть и не великая. Первое время вообще с деревянной палкой вместо винтовки тренировались.
В начале 1938 г. получили от британцев боеприпасы на уровне пополнения стандартного с английских баз в зоне канала, но часть поставок передана не была из-за нехваток у самих англичан. Это ж такое счастье было! Можно было не объяснять теоретически: "Если нажмешь на курок, оттуда вылетит пуля", а показать, куда обойму вставляют, и по мишени пальнуть.