– О! Это великая и тайная мудрость! У нас тут два основных развлечения. Работа и сплетни. А разговоры в кибуце делятся на три группы. О сельском хозяйстве говорят очень конкретно, и постороннему мало понятно и не интересно. На втором месте перемывание костей друг другу. Кто получил больше, чем другие, кто сделал меньше, чем другие. Это ж какое удовольствие рассказать в свежие уши занимательную новость!

И, наконец, третья, очень важная тема для обсуждения. Политика. Когда мы основали кибуц, вся группа была с очень левыми взглядами. Естественно, своим всегда легче договориться, чем спорить по каждому поводу. И, хотя, он серьезно разросся в конце тридцатых, руководство, кроме меня, осталось прежним. Так что прием новых членов был не столько по деловым качествам, сколько по политическим взглядам. Но даже такому постороннему, как ты, должно быть видно, что внутри, кибуцники делятся на две неравные группы. Практически все начальство «поляки», работники – "румыны".

– Я заметил, это действительно бросается в глаза…

– Значит, не совсем дурак, – «похвалил» Ицхак меня. – Так что страсти кипят нешуточные. А мне любят пожаловаться, знают, что не передам дальше. Кстати, ты с тренировками не шути. У нас тут не Россия. Когда хамсин, ветер дует из пустыни, температура градусов под сорок, надо постоянно и много пить. Лучше пусть с потом выходит, чем тепловой удар получить. От этого, бывает, умирают. Следи постоянно, чтобы вода во флягах была и чтоб пили, даже через силу.

– Да, мне говорили, – с досадой ответил я. – Но они ж совсем мальчишки, все выпендриваются и передо мной, и друг перед другом. Вот я, весь, какой! Пока не свалился я и не знал.

– А ты не спрашивай, заставляй. У нас, одно время, сильно умные врачи обнаружили специфическую болезнь у европейских евреев – камни в почках. В несколько раз чаше, чем у африканских и азиатских. Потом оказалось, что просто надо больше пить. У молодого поколения таких проблем нет, во всяком случае, не больше чем у остальных. Я после этого к врачебным рекомендациям с большим подозрением отношусь. Лучше послушать местных безграмотных феллахов, у них эти рекомендации жизнью выработаны.

Ладно, возвращаясь к нашим баранам… Мой тезка ведь совсем не дурак, здешние расклады прекрасно понимает. Кроме Вольфа, ему еще кто-то докладывает о местных делах, никак не могу вычислить, – с досадой сказал Ицхак.

– Так что он имеет независимый источник и меня обязательно проведать, по старой памяти заходит, поговорить и послушать. Мне еще и поэтому жалуются, через меня иногда помогает. По жизни-то он не вредный, обязательно что-нибудь притащит, вроде как починить, знает, что так просто подарков не возьму. Так что расспросил он меня, кто ты, что ты. Сам понимаешь, и Хава вечно на мозги капает, и из-за такой ерунды с Эльдадом цепляться не хочет.

– А это еще кто такой? – с интересом спросил я.

– Ой, вэй, сколько в тебе еще наивности, – демонстративно застонал он, хватаясь за голову. – Ты что, до сих пор не знаешь, что министры у нас политические назначенцы, речи говорят, а заместители у них занимаются делом. У министра обороны Бегина заместитель Исраэль Эльдад. А Дейч его человек, только не ляпни ему, что это я сказал. Еще с тех пор, как мы на пару оружие воровали, он эту тему не выносит.

– Так, так, – поощрительно сказал я. – Израиль в моих глазах стремительно сжимается, теряя ореол романтизма. Кибуцник-анархист на пару с замминистра-ревизионистом воруют оружие со складов. Кого-нибудь, из религиозных партий с вами не было?

– Я тебе позже расскажу подробности, ты сейчас меня с мысли не сбивай, – сердито ответил Ицхак. – Так что дал я тебе самую лучшую характеристику. Профессионал, орденами награжден, два года с фронта не вылезал. Тебе что бейтаровцы, что лейбористы – никакой разницы, желаешь карьеру сделать, а то очень обидно из комбатов во взводные и самое главное комсомолец, причем не из фанатиков, понимаешь про наши специфические национальные проблемы. А ко мне исключительно трепаться по-русски ходишь, а то достали всякие Абутбули.

Я молча качался на табуретке.

– Вот сломаешь, заставлю самого чинить, – пригрозил он. – Ты чем-то недоволен? Вроде ничего и не соврал, а как ты сюда заехал, он и без меня прекрасно знает. Об этом в нашей армии только собаки не в курсе.

– Неприятно как-то я выгляжу, в твоем пересказе.

– Ну уж, как смог, так и сказал. Ваши официальные характеристики тоже не больно красивые.

– Можно подумать ты читал наши армейские документы.

– А читал, – злорадно ответил он. – В Испании. Большую занудность только у израильских бюрократов найти можно. Потом, – отмахнулся он от меня. – Дай, наконец, закончить. Я в высоких сферах давно не вращаюсь, но навыки еще не все растерял. Ничего он прямо не сказал, но разменяют тебя.

– Это, в каком смысле?

– А на повышение сплавят. С неудобными так иногда поступают. Выгонять, скандал будет, вонь до небес. А если повышать, то вроде бы жаловаться не на что. Зато отсюда уберут. А биография у тебя как раз под это дело, практически партийный попутчик, но совсем по другому ведомству. Все при своем интересе остаются. Дейч получит что хочет, и Хава будет довольна. А если что, он тебе не постесняется напомнить, что это от него повышение зависело.