– Как оформите заказ, можете быть свободны, мисс Бейкер, – добавил он, бросив взгляд на свои наручные часы и убедившись, что время уже позднее. Он ретировался было к своему столу, но по пути передумал и вновь обернулся к нам: – Возьмите с собой мисс Лазар, покажите ей, как это делается.

Одалия улыбнулась мне, прибрала у себя на столе, прошла к вешалке, скользнула в свое пальто, надела шляпу и перчатки.

Мы доехали в подземке до Таймс-сквер, где высотки внезапно взмывают к небесам, уличное движение ускоряется, репортеры рысят по тротуарам, спешат в редакцию, чтобы лихорадочно строчить и печатать до полуночи, когда все газеты отправляются в типографию. Под ногами пока еще было сухо, но темное небо набухло дождевыми тучами, и, едва мы вышли из подземки, над головами эхом пророкотал гром.

В писчебумажном магазине я составила обычный заказ на месяц и зачитала Одалии каждый пункт вслух. К моему удивлению, она не достала блокнотик и золотой карандаш, которые всегда носила в сумочке, и, по-моему, напрасно пренебрегла – она не из тех, кто способен хоть что-то запомнить без пометок. Она смотрела на меня пустыми, остекленевшими глазами, пока я не прекратила инструктаж. Я сдалась, молча заполнила бланк заказа и вернула продавцу. Тот кивнул, принял у меня бланк и рассеянно поблагодарил.

На улице нас захватил врасплох проливной дождь. Обе мы не взяли с собой зонты, и пришлось нам, словно играя в салочки, уворачиваться и перебегать, пытаясь укрыться под навесами и балконами. Небоскребы, эти символы прогресса, с их изящными вертикально взмывающими обводами, увы, никакой защиты прохожим не предоставляют, как вы, наверное, и сами знаете. Через несколько минут мы обе смахивали на парочку утонувших крыс. На углу мы вынуждены были остановиться у бордюра, дожидаясь переключения светофора, и проезжавший мимо грузовик зеленщика немилосердно окатил меня грязной водой из канавы. Одалия истерически расхохоталась. В досаде я обернулась, чтобы на том с ней и проститься:

– Желаю вам доброго вечера, мисс Лазар. Увидимся завтра в участке.

– Погоди! – сказала она, ухватив мою руку чуть повыше запястья. Цепким взглядом окинула меня с головы до ног. – Ну и видок у нас с тобой! – И вот так, смеясь, тонкими пальцами сжимая мою руку, она ступила с бордюра и махнула, останавливая такси. – По-моему, я знаю, как поправить дело, – прибавила она.

С моей точки зрения, поездки на такси – едва ли допустимая роскошь, сама я крайне редко себе такое позволяла, а потому пыталась воспротивиться, но инстинкту самосохранения удалось без труда одолеть инстинкт бережливости, и, когда машина плавно затормозила перед нами, по моему замерзшему, мокрому, усталому телу прокатилась волна благодарности. Безотчетно повинуясь Одалии, я забралась внутрь и услышала, как она дает водителю адрес отеля поблизости, почти в центре.

Мне и раньше доводилось слышать о девушках, живущих в отеле, но, по моему опыту, они были чрезвычайно богаты либо чрезвычайно распущенны. И я встревожилась, не принадлежит ли Одалия к одной из этих категорий – или к обеим сразу. Если быть до конца честной, эта мысль немного и возбуждала. Когда такси остановилось, Одалия расплатилась с водителем, добавив щедрые чаевые, и я вышла следом за ней из машины все еще как в тумане.

– Не промокните, девушки, – добрым отеческим тоном напутствовал нас водитель.

Мог бы и не беспокоиться: нас сразу укрыл освещенный навес, под ноги нам лег рыхлый красный ковер, мы поднялись на крыльцо и через позолоченную вращающуюся дверь вошли в отель. Одалия уверенно зашагала через вестибюль к лифтам, похожим на пару огромных, затейливых клеток для птиц. Я следовала за ней, как новорожденная лань на заплетающихся ногах, ошеломленная всей этой роскошью. Лифт спустился за нами, мы вошли, и Одалия дружелюбно мурлыкнула:

– Как обычно, Деннис.

Очевидно, это означало «на седьмой этаж», поскольку именно там Деннис остановил лифт и отворил дверцу золоченой клетки.

– Мэм! – бодро сказал он, улыбаясь Одалии, однако в ответ получил кислую гримасу.

– Фу! – сказала она мне, словно парень ее не слышал. – Терпеть не могу, когда меня зовут «мэм». – Она провела рукой по волосам, стряхивая воду. – Спасибо, Деннис, – добавила она, обращаясь к явно огорчившемуся лифтеру.

– Мэм – то есть мисс? – пробормотал он в растерянности. Но объясняться у него времени не было, работа призывала: пронзительно звякнул оловянный колокольчик, и парень, вернувшись в золотую клетку, дернул рукоять.

Одалия обернулась ко мне, и на ее лице мелькнула редкая улыбка – честная, тонкогубая.

– Юнец прыщавый! – сказала она, слегка поведя глазами, будто намекая, и мне почудилось, будто она цитирует стихи, но я не знала чьи.[10]

Одалия повела меня по длинному коридору. Ковер под ногами плюшевый, толстый, опять же красный. Стопы тонули в нем, и я даже чуть покачивалась, ноги притомились за день. И голова устала, впечатлений слишком много, да и жарко в отеле, прямо парно. И все же я следовала за Одалией словно заколдованная. Она подвела меня к номеру, отперла замок, распахнула дверь. Внутри – просторная гостиная с современной модной мебелью в бело-зеленую полоску. Ковер тоже зеленый, насыщенного, живого оттенка, распростерся от стены до стены. Помню, я подумала, что в этом оттенке есть что-то чистое до хруста. То был цвет свежескошенной травы, и не заурядной травы, а, скажем, на поле для гольфа или на газоне в богатой усадьбе, о каких я только в книгах читала. То был цвет денег – и буквально, и символически.

Я неуклюже застыла посреди комнаты, будто крокетный шар, затерявшийся в огромном просторе чересчур зеленой травы. С меня все еще текло, и я боялась испортить мебель. За спиной послышался щелчок – Одалия заперла дверь, а затем решительно, обеими руками подтолкнула меня вперед.