Уилсон не отводил взгляда от моих губ, и было заметно, что он борется с собой, не в силах решить, то ли доказывать, что умеет целоваться, то ли принять мою версию событий и успокоиться. И то, и то сделать не получалось. Либо поцелуй был важен, и теперь наши отношения перешли в другую стадию, чего он не был готов признать, либо после неудачной игры на вечеринке он мог и дальше притворяться, что у нас все просто и пристойно и что он просто приглядывает за Блу Экохок, такой добрый мальчик.

Он медленно подошел ко мне. Остановился очень близко, я стояла всего ступенькой выше. Наши глаза теперь находились на одном уровне, как и губы.

– Ничего такого? – тихо уточнил он.

– Просто глупая игра, – так же тихо подтвердила я.

– Тогда почему мне этого снова хочется?

Сердце билось так сильно, что отдавалось в голову, стуча и в висках тоже.

– Может, ты просто хочешь доказать мне, что ты – не старушка?

– Действительно. Мне надо просто доказать тебе, что я – мужчина, способный поцеловать женщину так, что ей не придут в голову спицы для вязания и носки.

– А также тальк и зубные протезы.

Губы Уилсона почти касались моих.

– Точно, в этом все дело.

Его лицо оказалось совсем близко, и я закрыла глаза, почувствовав, как он требовательно касается моих губ, нежно проникает внутрь, пробуя на вкус, будто выпивая меня изнутри. И вот мы стоим, соприкасаясь только губами, не шевелясь. Всего в паре сантиметров друг от друга, опустив руки, как если бы только губы и могли двигаться. Поцелуй был медленным и сладким, томным, как растянувшийся на солнышке кот.

А потом он закончился. Замерев в ожидании, я надеялась, что его губы снова найдут мои. Но нет. Пришлось приоткрыть веки и смириться с тем, что этот потрясающий поцелуй закончился. Уилсон наблюдал за мной, слегка улыбаясь.

– Вот так-то, Камилла, – прошептал он. Поднялся мимо меня по ступенькам и открыл дверь, больше ничего не добавив. Придержал ее для меня, подождав, пока я повернусь и поднимусь следом. Руки и ноги не слушались, и я с трудом держала глаза открытыми. Небо стало таким чувствительным, будто я очнулась от комы, во время которой меня кто-то кормил арахисовым маслом.

Уилсон проводил меня до моей квартиры и прошептал:

– Спокойной ночи, Блу.

Я не ответила. Просто смотрела, как он поднимается по лестнице, спрашивая себя, как ему удалось оставить последнее слово за собой.

Весь следующий месяц Уилсон снова меня избегал. Может, он был занят, или с началом нового семестра ему приходилось работать допоздна. Несколько раз я слышала, как он ходит по квартире после девяти вечера. Такова, наверное, неблагодарная работа учителя. Но я подозревала, что причиной был скорее новогодний поцелуй и желание держаться от меня подальше, а совсем не увеличившееся количество работы. И, конечно, Памела.

Памела вернулась из Англии, и ей снова было обеспечено место в его жизни, включая все его свободное время. Они ходили в кино и в рестораны, даже играли в теннис по выходным. Я в жизни не держала ракетку в руках. Сомневаюсь, что Бев играла в теннис, а кроме Уилсона и Тиффы других друзей у меня не было. Печальная картина.