- Терапия поможет, - как под гипнозом повторяет она мантру, от которой меня уже тошнит. - Вот еще лето, Илья и, может, в сентябре...

Усмехаюсь.

- Я очень устала, - говорит она шепотом, тянет мою руку к себе, сплетает пальцы. - И ты устал, но пожалуйста...

Пожимаю в ответ ее ладонь, тяну к губам, целую.

- Ладно. Прости.

- Папа скоро поправится, - убежденно говорит она.

- Конечно, - соглашаюсь.

Кошусь на нее.

Она себя винит в его рецидиве, нас с ней, ведь она от родителей ушла, ко мне, уши затыкала, не слушала их, она выбор сделала.

И теперь сомневается в его правильности.

- Поедем вечером в кино? - предлагаю, сворачиваю к нашему дому. - На ночной сеанс. Или пиццу закажем?

- Я сегодня к маме, наверное, ночевать, - говорит она, не глядя на меня и выходит из машины.

- Опять? - мой голос тихий, но в нем уже прорывается бешенство. Я не законченный гандон, ее матери тяжело одной, я не отбираю у нее дочь, я мирюсь, но...- Третью неделю подряд, Ира, - срываюсь и хлопаю дверью. - Может, нахер тогда это все?

- Ты не понимаешь, Илья? - она оглядывается, глаза горят, готова борситься в бой.

- Я понимаю, - так же тихо, на грани взрыва заверяю. - Понимаю, что твои родители заносчивы, высокомерны, эгоистичны, возглавляют топ-грехов. Это гордыня, любимая, во вред себе, во вред другим стоять на своем.

Она теребит рюкзак и молчит. Стоит и смотрит на меня сощурившись, ветер развевает черные волосы, на бледном лице тени, выступают острые скулы, и она все равно остается красавицей, моей единственной, той, ради которой я на все готов, и тем страшнее, ударом под дых вылетают ее слова в меня незащищенного, сбросившего броню.

- Тогда ты прав, Илья. Нахер это все.