Татьяна ему тоже радовалась при встречах. И похоже на то, что искренне. Но там была совершенно иная радость и предвкушение. Спутать эти взгляды было невозможно и бессмысленно.
И он позволил себе наслаждаться этим общением с девчонкой, только правила установил и строго соблюдал. Никаких личных тем (это относилось только к его личности), никаких "соплей" и ненужных эмоций, никакого трепа по поводам, не относящимся к развитию девчонки.
Ему казалось, что воспитывать в ней характер и правильное отношение к жизни получалось неплохо. Слова и наставления падали на благодатную почву: меньше истерик и обид у нее проявлялось, меньше глупых вопросов к людям, больше понимания — о том, что мир несправедлив, и не нужно ждать от него наград за хорошее поведение. Не бывает таких наград — эту идею в Женину голову он точно вложил, и накрепко.
Понятное дело, общение у них не сводилось только лишь к общим темам. Игорь вспомнил свой английский — и теорию, и практику, и временами объяснял сложные моменты Жене. В принципе, и ему это было полезно — увереннее себя чувствовал в заграничных поездках. Глядя на то, как девчонка схватывает все нюансы и тонкости, практически на лету, предложил ей заняться вторым языком. А там, глядишь, и третий можно выучить, найти учителей и репетиторов для него точно не было проблемой.
Неожиданно, оказалось, что их мнения с девчонкой категорически расходятся: Женя отказалась от такого шикарного предложения. Да еще и спорить рискнула:
— Да зачем он мне? Этот французский или немецкий? Я и сейчас уже инглиш лучше всех в классе знаю, англичанка от радости прыгает, к доске каждый раз вызывает! А пацаны уже пальцами тыкают, заучкой и ботаном зовут! Не хватало мне еще и с французским то же самое огрести… — Она выпалила свою речь, удивив Игоря бурной мимикой и интонациями: давно уже отвык от этих ее всплесков. Потом заметила его недовольный взгляд, осеклась, но все равно закончила. — Зачем прыгать выше головы? Я и так хорошо учусь, и знаю уже очень многое…
— Решила быть серой посредственностью, незаметной мышью? Так, что ли? — Он привычно бросал фразы, не задумываясь, какая бьет больнее, а какая могла смягчить немного.
— Я и так серая. И меня все устраивает. Меньше высовываешься, меньше трогают! — И снова — непривычный уже задор в глазах и голосе.
— Да что ты? И как давно ты пришла к такому решению? Мышь? Так тебя называть предлагаешь? — Глухое раздражение поднимало голову. А ведь так хорошо уже общались, так правильно…
— Давно. Еще в интернате. Там высовываться могли только самые сильные и наглые. Остальным проще выжить, прячась по углам. — Смотрела исподлобья, но с такой уверенностью непрошибаемой, что Суворов засомневался — сможет ли переубедить.
— Ты поэтому и в балахонах своих стремных по улицам ходишь? Не разобрать, то ли обноски на помойке подобрала, то ли пижаму снять забыла… Так?
Пазлы сложились верно: Женя вспыхнула до самых кончиков ушей. Даже шея порозовела, до самого ворота кофты. И губы кусать начала — нервно, болезненно, почти до крови. Игорь и раньше замечал, что одежда у девочки несуразная для ее возраста. Но не придавал этому никакого значения. Молодежь — поди, разбери, что там у них сейчас в моде? А дело, похоже, со всем не с трендами и модой было связано.
— Ничего не обноски. Удобная и комфортная повседневная одежда…
— А на Новый Год в школе ты тоже в такой ходила?
— Да.
— Я, кажется, просил тебя не врать? Давно, правда, это было. Но с тех пор ничего не изменилось. Или нет?
— Да. Просили. И нет. Не изменилось ничего.
— Значит, ответь на вопрос снова. А что с тобой делать за вранье — я подумаю позже.
Он, действительно, не мог сейчас придумать, каким образом с ней поступить: никогда еще не приходилось наказывать. Ни за что. Хватало лишь грозного тона и запрета. И вот… А не наказывать — тоже нельзя. Так себе воспитание получается, если страха нет…
— Не ходила я на этот гребаный утренник. — Отрубила, смело глядя в глаза, а потом неожиданно потупилась и замолкла.