Небо на востоке разгоралось, а цветок постепенно обесцвечивался, готовился распустить плотно сомкнутые лепестки навстречу солнцу.
Самоходка прогрохотала по мостику через ручей и въехала на проходящую сквозь деревню улицу. Возница попытался проехать мимо, но я решительно подошла к обочине и помахала.
«Не заметить» странствующего бинти еще можно было, но нагло игнорировать при свидетелях — совсем уж неприлично, тем более что бабка, не прекращая храпеть, бдительно приоткрыла глаз.
— Проезд — три кона, — по привычке пробормотал возница и тут же прикусил язык. Нашел, с кого деньги требовать!
Мы молча уставились друг на друга. Ситуация, что называется, патовая: он не может мне отказать (при свидетелях, по крайней мере), но и бесплатно везти не станет, я не могу ему заплатить, ибо нечем (я ведь «бинти»), и убираться подальше, делая вид, что просто гуляю, не получится: мне нужно в Тридорожье, а пешком туда идти слишком долго.
Дремлющие охотники недовольно заворчали. Куча мешков, сваленная на дальней лавке, развернулась и уставилась на меня тремя парами любопытных глаз: прежде незамеченные пассажиры так плотно закутались в плащи, что я приняла их за небрежно уложенный багаж.
Мне почудился нетерпеливый перестук копыт несуществующей лошади. Тянуть дольше не имело смысла. Либо я ухожу, либо…
Возница скептически осмотрел подсунутые под нос туфли, ковырнул корявым ногтем кожу на мыске и, нехотя, кивнул. Дожидаться пока непутевая пассажирка изволит забраться, не стал, дернул рычаг.
В глубине телеги заурчало на манер довольного кота, и конструкция двинулась. Поручень подозрительно хрустнул под рукой, но я успела запрыгнуть на подножку и, неловко шатаясь, протиснуться под тент.
Сидящий с краю ловец — мужчина лет сорока с презрительно поджатыми губами и залысинами на короткостриженой голове — вполголоса выругался.
— Простите.
Я потерла ушибленное плечо, и поспешила отгородиться от сердитых охотников горой плотно уложенных мешков и дребезжащих корзин.
Самоходка двигалась плавно, лишь изредка подпрыгивая на кочках.
— Ого, она еще и говорящая! — восхитился другой ловец — добродушный на вид, но с внимательным и жестким взглядом.
Первый выразил свое откровенное мнение обо всей моей «зеленомордой родне» и сделал вид, что спит. Язык зачесался ответить ему, но я сдержалась. В конце концов, все мы ошибаемся.
***
Самоходка катилась сквозь бескрайние бурые поля, окаймленные поредевшими перелесками. С пустынных обочин изредка вспархивали стайки крикливых сорок, кружили по безоблачному небу и, вдоволь наругавшись, опускались на землю.
Солнце выбралось из-за горизонта, над полями взвились золотистые клубы пара. Пассажиры приободрились, но спустя время снова принялись клевать носами. Делать в дороге было решительно нечего. Однообразные пейзажи нагоняли скуку, и глаза сами собой закрывались.
Должно быть, я задремала, потому что не услышала, как один из закутанных в плащи пассажиров оказался рядом.
— Привет.