– Я люблю порядок, – поднимает он на меня глаза и поглаживает любовно дверцу тумбочки, что наконец-то перестала стоять с разинутым ртом и впервые на моей памяти закрылась плотно. – Ты так смотришь, будто у меня вторая голова выросла.

– Как-то неожиданно, – блею, проклиная себя за бестактность. Можно и промолчать, не подать виду, что мальчиков, подобных ему, считаю неспособными ни к чему. Вон как Семакин, единственный отпрыск.

– Я много чего умею, – и ведь не бахвалится, а говорит просто, беседу ведёт. – Это всё отец, – на мгновение на лицо его набегает туча, что тут же исчезает, разглаживается. – Он пытался из меня мужчину вылепить.

– Не вышло? – мне любопытно. Ведь откуда-то растут ноги его «нетрадиционной ориентации».

– Вышло. С некоторыми поправками.

– Какими, если не секрет?

– Я не терплю, когда на меня давят. Ставят к стенке. Выкручивают руки и заставляют поступить по-своему, а не так, как хотелось бы мне. Пусть бы я ошибся, но это была бы моя ошибка.

В нём сейчас столько жёсткости, что я невольно ёжусь.

– Алл? – тут же он оказывается рядом. – Знобит, да? Ты бы под одеяло, в кровать.

Не хочу признаваться, что от его тона стало неуютно. Сажусь на койку, кутаюсь в плед.

– Матрёшка, – улыбается Арк и поправляет на моей голове покрывало, разглаживает складки. И движения у него завораживающие. Я замираю. Вся я – грохотание сердца. Он, наверное, слышит, как я пульсирую.

– Я из дома ушёл, Алл, – доверительно, глядя мне в глаза. Не покидает ощущение, что он ждёт какую-то реакцию от меня. – Точнее, отец меня выгнал.

– Кажется, ты рассказывал об этом в клубе, – припоминаю я его рваные фразы.

– А что я ещё рассказывал? – если у меня и была крохотная надежда, что он помнит наше жаркое соитие, то она рухнула в этот миг.

– Что ты хотел стать медиком.

– Да. Я и стану. Я санитаром устроился в больницу. Сегодня.

– Ты санитаром? – у меня, наверное, как у совы, абсолютно круглые глаза. – У кого из нас температура? – бормочу потрясённо.

– Считаешь, я не справлюсь? – у рта пролегают горькие складочки. На миг. Он умеет прятать чувства. Особенно, если они не радужные. Проще на виду быть человеком-фонтаном, которому всё даётся легко.

– Не знаю, – говорю правду. – Не могу представить, что ты моешь полы, драишь панели, меняешь бельё. Но, может, это и правда даст тебе возможность испытать себя. Попробовать, каково это.

– Слишком изнежен? – продолжает атаковать Драконов меня вопросами. Напористо так, словно хочет выжать какое-то одному ему понятное послание.