— Может быть, я тебя стесняю? — спросила огорченная девушка. — Или тебе неудобно показаться со мной товарищам?

Он ей ответил что-то — не помнил уже, что именно.

— Ты вчера вечером поздно работал, — сказала она. — Когда я засыпала, у тебя еще горел свет.

— Да, я работал допоздна, — вздохнул Андрей.

Они помолчали. Потом она сказала:

— Знаешь, я хочу, чтобы ты в этой экспедиции прославился. Мне надоело, что папа все время твердит: пусть прославится, пусть сделает что-нибудь большое, тогда! Надо же нам наконец пожениться... Ты знаешь...

— Знаю, — прервал ее Андрей. Он подал ей руку. — Мне пора.

Все стало вдруг серым, будничным. Савка требовала от него «великих» дел, чтобы он понравился ее отцу. Только в этом был смысл великого дела: оно должно сократить расстояние до предполагаемого брака... А коллеги? Где же это товарищеское участие, о котором так часто говорят? Коллеги как будто только и ждали этого скандального случая со схемой, чтобы вволю над ним посмеяться...

Он вышел в коридор. Все пассажиры уже разошлись по своим купе. Только в дальнем углу, около площадки, стройный старший лейтенант оживленно разговаривал с высокой тоненькой девушкой, подстриженной под мальчика. Он смотрел ей в лицо, а она упорно избегала его взгляда — то опускала глаза вниз, то вертела головой, как синица, готовая улететь.

Андрей подошел к ближайшему открытому окну и облокотился на раму. Ветер сразу разметал его волосы, а воздушная струя, бившая в лицо, принесла запахи поля, сена, смешанные с неприятным запахом паровозного дыма.

А стоило ветру с полей дохнуть на него, стоило ему почувствовать сладкий горный воздух — душу его охватывало знакомое властное ощущение: тянуло в новые места, хотелось бродить по крутым горным склонам, жадно всматриваясь в раскрытые земные недра. Это было радостное чувство; обычно оно ободряло его, как стакан крепкого старого вина. Но теперь оно вызвало только горькие и мрачные мысли.

В прошлом футболист, центр нападения, он прекрасно знал, какое это неприятное и болезненное ощущение оказаться вдруг, когда счастье улыбнулось тебе и протягивает тебе руку, — именно в такой момент оказаться в положении «вне игры». Ворота — перед глазами, поле — чисто, гол — в кармане, и вдруг — пронзительный свисток судьи, острый, как хирургический нож. Вне игры. Если ты рассчитывал на слепой случай, схитрил и сам перехватил мяч за линией обороны противника, ты махнешь рукой: номер не прошел. Но если это защита противника сумела оставить тебя за спиной, а ты летишь к воротам и ничего не подозреваешь, тогда свисток судьи, и правда, действует, как удар в спину.

Случилось, что Андрей и в жизни попал в положение вне игры. Невидимые противники устроили все так, что он предстал в глазах разумных людей как смешной фантазер и мелкий наивный обманщик.

Но он был спокойным игроком и привык анализировать игру даже в самые горячие, самые критические минуты.

Что же случилось?

Во-первых, произошел какой-то странный обман: его схема необъяснимым образом подменена шутовским топографическим изделием.

Во-вторых, кража и подмен настоящей схемы не уничтожают гипотезы о наличии берилла, так как гипотеза эта существует и в его сознании, независимо ни от каких схем.

В-третьих, человек, составивший фальшивую схему, отлично знает местность.

В-четвертых, шутовской характер объяснительной таблицы не случаен, это не плод досужего остроумия. Шутки в этой таблице преследуют определенную цель: скомпрометировать его в глазах начальства, уничтожить его авторитет, изобразить его легкомысленным лгуном.

Зачем? Чтобы добиться одного из двух: или чтобы его выгнали со службы, или — если его оставят — чтобы он долгое время служил объектом насмешек и издевательств. Такому человеку, естественно, никто никогда не поверит.