Это вселило в меня надежду. Если меня когда-нибудь поймают, возможно мне позволят уйти, если я объявлю протест против молочных продуктов.

Сальвадорские названия и исторические детали не слишком много значили для меня. Ни одна не указывала на вовлеченные организации. Очевидно это развилось в одну из тех замечательных дискуссий, где не было никаких хороших парней, просто несколько команд плохих парней с campesinos, зажатых посередине. Соединенные Штаты тайно поддерживали одну сторону, однако, несмотря на это, наша команда так же энергично превращала подозрительных бедных людей в фарш. И именно эта сторона привлекла мое внимание. Кое-что переломило ситуацию в их пользу, какая-то неопределенная ужасная угроза, что-то, что было настолько ужасно, что заставляло людей ностальгировать о бычьих рогах в прямой кишке.

Что бы это ни было, по времени это совпадало с периодом командировки сержанта Доакса.

Я откинулся на спинку вращающегося кресла. Ну и ну, подумал я. Какое интересное совпадение. Приблизительно в одно и то же время у нас были Доакс, отвратительная неназываемая пытка, и тайная причастность Соединенных Штатов. Естественно не было никаких доказательств, что эти три вещи связаны, никаких причин даже подозревать какую-либо связь между ними. Так же естественно, я был абсолютно уверен, что это три горошины из одного стручка. Поскольку двадцать с небольшим лет спустя они все вернулись, чтобы воссоединиться в Майами: Доакс, Чацкий, и тот, кто создал ту штуку на столе. Похоже, деталь А в конце концов войдет в паз Б.

Я нашел свою струну. И все мысли мои были о том, как сыграть на ней –

Пикабу, Альберт.

Конечно, наличие информации – это одно. Знание, что она значит и как её использовать – другое. На самом деле достоверно я знал только что Доакс был там, когда случились плохие вещи. Он, вероятно, не был непосредственным исполнителем, и в любом случае его действия были санкционированы правительством. Тайно, разумеется – что заставляет удивиться, как все об этом узнали.

С другой стороны, кто то все еще хотел бы сохранить это в тайне. И в настоящее время этого кого-то представлял Чацкий – опекаемый моей дорогой сестрой Деборой. Если бы я смог заручиться ее поддержкой, я был бы в состоянии выжать несколько деталей из Чацкого. Пока не ясно, что для этого потребуется, но по крайней мере я мог начать.

Это звучало слишком просто, и конечно таковым не было. Я тут же позвонил Деборе, и попал на автоответчик. Я попробовал ее сотовый телефон – то же самое. Оставшуюся часть дня Деб будет вне офиса, пожалуйста оставьте сообщение. Когда я попытался застать ее дома вечером, было то же самое. Когда я повесил трубку и выглянул в окно своей квартиры, сержант Доакс стоял на своем любимом месте через улицу.

Полумесяц вынырнул из-за изодранного облака и бормотал внутри меня, впустую тратя дыхание. Я не мог убежать и заняться приключением по имени Рейкер, как бы не хотел; только не с ужасным темно-бордовым Фордом Таурус, подержанной совестью торчащим через улицу. Я отвернулся, ища взглядом что бы пнуть. Был вечер пятницы, мне мешали выйти и прогуляться по теням с Темным Пассажиром – и теперь я не мог даже поговорить со своей сестрой по телефону. Какой ужасной может быть жизнь.

Я некоторое время побродил по квартире, но только ушиб палец на ноге. Я позвонил Деборе еще два раза, и оба раза её не было дома. Я снова выглянул из окна. Луна медленно передвигалась; Доакс нет.

Ну что ж, отлично. Вернемся к плану Б.

Полчаса спустя я сидел на Ритиной кушетке с банкой пива в руках. Доакс следовал за мной, и я предполагал, что он ждет через улицу в своем автомобиле. Я надеялся, что он получает от этого столько же удовольствия, сколько и я, то есть не слишком много. И вот это значит – быть человеком? Люди настолько несчастны и глупы, что с нетерпением ждут этого – к потратить пятничный вечер, драгоценное время свободное от рабской тяжелой работы за мизерную зарплату, сидя перед телевизором с банкой пива? Там шла унылая жвачка для мозгов, и к моему ужасу, я обнаружил, что начал к ней привыкать.

Будь ты проклят, Доакс. Ты делаешь меня заурядным.

“Эй, мистер,” сказала Рита, плюхнувшись рядом со мной, и подобрав под себя ноги, “что такой тихий?”

“Кажется, я слишком много работаю,” сказал я ей. “И всё меньше этим наслаждаюсь.”

Она была затихла на мгновение, а затем спросила: “Это из-за того парня, которого пришлось отпустить? Парень, который был… он убивал детей?”

“В том числе,” кивнул я. “Мне не нравятся незаконченные дела.”

Рита кивнула, будто на самом деле поняла о чем я говорю. “Это очень… Я имею в виду, я вижу как это тебя беспокоит. Может быть тебе следует – я не знаю. Что ты обычно делаешь, чтобы расслабиться?”

В моем воображении промелькнуло несколько забавных картинок о том, как бы я мог расслабиться, но озвучить их было бы плохой идеей. Так что вместо этого я сказал, “Ну, мне нравится ходить в море. Рыбачить.”