Он рассказал, в каких случаях разбирается пулемет, объяснил правила, которые нужно соблюдать при разборке.

А потом были учебные стрельбы. Для этой цели Дронов выбирал глубокий овраг или противотанковый ров. Взвод брал пулеметы, коробки с учебными и боевыми патронами, мишени. И, бывало, весь день в расположении батальона слышались пулеметные очереди. «Полевая академия» работала напряженно, без отдыха и давала первые результаты.

Как и ожидал Дронов, Мирзо Бобаджанов выделялся среди других новичков своими способностями, прилежностью в учебе, трудолюбием и внимательностью. Вроде бы само собой получалось, что Мирзо лучше других мог объяснить устройство пулемета и работу частей и механизмов, рассказать порядок осмотра пулемета и подготовки его к стрельбе. Отличало его бережное обращение с механизмами, солдатское уважение к «максиму». Но за этим «само собой» стояли неустанный солдатский труд, любовь к делу и желание скорее стать пулеметчиком.

Дронову было легко с таким учеником. Он с удовольствием показывал понятливому солдату приемы стрельбы из пулемета, мягко и неназойливо подсказывал:

— Лежи без напряжения, расслабься, не опирайся на хобот пулемета. Локти ставь тверже, сильней упирай в землю…

Мирзо был за наводчика, Дронов лежал рядом, справа и несколько впереди, в роли учителя и помощника солдата, подавал ленту, помогал заправить ее в приемник.

— Так, хорошо. Спокойно дыши. Ставь прицел, открепи механизм тонкой вертикальной наводки и рассеивающий механизм… Левый глаз зажмурь, правым наводи. Лучше, точней. Стукни ладошкой по рукояткам затыльника. Легонько так… Хорошо.

Мирзо не тушевался и не путался в мыслях, как первый раз. Близость лежавшего рядом командира успокаивала и ободряла. И вот долгожданное — «Огонь!» Большие пальцы плавно нажали на спусковой рычаг — «гашетку», правый глаз ясно видел прорезь целика, ровную мушку и дальше, на линии наводки, — цель.

«Надо уметь за мишенью видеть врага, которого, кроме тебя, никто другой не уничтожит», — вспоминались ученику слова лежавшего рядом командира. И Мирзо вдруг отчетливо увидел, как высвеченное молнией, лицо врага; не важно какого — того ли, кто его ранил в октябре сорок третьего на днепровском плацдарме, или того, чья пуля сразила старшего брата, когда он переправлялся через Днепр, или того, кто встретится в завтрашнем бою…

В руках задрожали рукоятки, в ушах забила резкая, частая дробь. И в этой радостной, приятной слуху трескотне он слышал, как внизу, под вертлюгом, постукивают о мерзлую землю стреляные гильзы и как младший лейтенант сказал «Хорошо», а потом — «Стой».

Мирзо запомнил — это было 21 января 1944 года. В этот день в далеком, горьком году в Горках умер Ленин. Мирзо мысленно произнес это имя, как клятву и как признательность и ему, вождю и учителю, и всему русскому народу за то, что они дали возможность ему, таджику, вместе с другими народами-братьями с оружием в руках сражаться за Советскую Родину.

В те зимние дни 1944 года, когда дивизия освобождала Правобережную Украину, в батальон принесли листовки с отпечатанным на них текстом нового Государственного гимна Советского Союза. Такую листовку получил каждый боец. Гимн разучивали в траншеях, в блиндажах и землянках, в уцелевших домах, где временно квартировали солдаты. Агитатор Бобаджанов собирал бойцов среднеазиатских национальностей, переводил русский текст, разъяснял смысл переведенных слов.

В новом гимне были простые слова, близкие, понятные. Сердце принимало их как свое родное, кровное, выстраданное. В тех словах были грозовые тучи, сквозь которые сияло солнце свободы, и был великий Ленин, озаривший нам путь к победам. Гимн славил социалистическое Отечество, великую дружбу народов, наше победоносное Красное знамя.

В пулеметном взводе гвардии младшего лейтенанта Дронова в те дни побывали командир батальона гвардии майор Ольшевский, парторг гвардии старший лейтенант Попов и представитель политотдела гвардии лейтенант Киселев. Они беседовали с солдатами, интересовались их настроением, узнавали, как идет разучивание нового гимна. Киселев посоветовал Дронову, как лучше организовать эту работу.

— Кто у вас агитатор? — поинтересовался он.

— Красноармеец Бобаджанов.

— Таджик? — уточнил Киселев.

— Да. Окончил учительский институт, грамотный, толковый парень.

— Хорошо. Как бы познакомиться с ним? Можно его сейчас позвать?

Через несколько минут перед Киселевым стоял Мирзо в ладно пригнанной шинели, в шапке, уши которой были подвязаны сзади так, как это делали сибиряки-охотники. Боец смело и открыто смотрел на незнакомого офицера. Представился по-русски, правда, с заметным акцентом.