Бюракан — это отроги Арагаца, горы ученых. Почти у самой ее макушки, на берегу озера Сев-лич, еще в годы войны сооружена станция по изучению космических лучей.
Потоки мельчайших частиц непрерывно, почти со скоростью света, льются на Землю из космического пространства. Мы их не видим, не чувствуем, хотя они проникают сквозь наше тело, сквозь толщи земли, воды, металла. В 1947 году в составе космических лучей было открыто большое число протонов. В последующие годы ученые Арагаца нашли мезоны — нестабильные частицы, живущие не более одной стомиллионной доли секунды, в сотни раз более тяжелые, чем электроны. Долгое время существование частиц в сотни раз тяжелее электронов вызывало сомнение. Одна стомиллионная доля секунды — с точки зрения физической теории — слишком продолжительное время. Ученые Арагаца вели упорные поиски (было снято и расшифровано около ста тысяч метров кинопленки) и убедились наконец в реальности новых частиц, так называемых К‑мезонов...
Поздней осенью пятьдесят девятого года я поднялся на Арагац и пробыл два дня у физиков космической станции.
Если забыть на минуту о высоте, здесь почти городские условия: электрический свет, горячая вода в кранах, телевизор, киноустановка. Дом-лаборатория сложен из туфа мягкой, какой-то задумчивой окраски. Будто где-то внутри камня бесшумно томится огонь.
Руководителем Арагацкой станции по изучению космических лучей был тогда ее основатель — крупный ученый Артемий Исаакович Алиханян. Последние годы жизни он провел в Москве. Перед смертью попросил похоронить его в Армении.
В тот памятный день на Арагаце я встретился с ним в просторной комнате, служившей и рабочим кабинетом и жильем. Он сидел в глубоком кожаном кресле у окна, за которым быстро угасал день, и пустынное озеро, что тихо лежало в каменной впадине, уже покрылось непроницаемой чернотой. Потом он подошел к барометру и тут же позвонил куда-то:
— Завтра будет похолодание, а батареи еле греют. Позаботьтесь, пожалуйста.
В облике, движениях Артемий Исаакович был удивительно элегантным, хотя, казалось бы, откуда это у сына паровозного машиниста. Одет неброско: воротник светлой рубашки-апаш поверх серого пиджака, он никогда не носил галстуков.
Помнится, когда он снова уселся в кресло, я спросил, нельзя ли элементарные частицы получать искусственно на современных ускорителях, а не забираться на такую высокую и холодную гору, чтобы «ловить» космическое излучение?
На лице Артемия Исааковича блеснула добрая ироническая улыбка.
— И чтобы спросить об этом, вы поднялись сюда? Ответ на свой вопрос вы могли бы получить и в Ереване, и в Москве — где угодно, — сказал он. — Давайте лучше воспользуемся божественной тишиной Арагаца и послушаем Моцарта...
Это был прекрасный музыкальный вечер. А на следующее утро он разбудил меня, когда еще только занимался рассвет.
— Если хотите понять армянскую живопись, поднимитесь вон на тот кряж, — он показал рукой, — и вдумайтесь в краски горного утра. Именно вдумайтесь!..
Вечером того же дня мы спускались с Арагаца. Густо валил крупный снег. Вокруг стелилась сырая мгла. Вездеход шел как бы ощупью в каменных дебрях, мрачных, будто обугленные пни. Иногда машина резким усилием тормозов останавливалась, и мы прислушивались к мертвой тишине. Артемий Исаакович, будто для того, чтобы рассеять у неискушенного попутчика невеселые раздумья о каверзах здешнего спуска, ответил наконец на мой вчерашний вопрос:
— Да, благодаря сверхмощным ускорителям уже можно искусственно получать частицы с энергией до десяти миллиардов электрон-вольт. Однако монополия на частицы больших энергий остается за космическими лучами, в которых содержатся протоны в сотни и тысячи миллиардов электрон-вольт.
Снег редел. Скоро сквозь его белую мерцающую сетку выплыли огни Бюраканской обсерватории, где армянские астрофизики проникают в тайны бесконечного звездного мира, излучающего те мельчайшие частицы, которые служат предметом исследования физиков Арагацкой космической станции. И разделяют исследователей макро- и микромиров всего-то несколько километров, пролегающих от отрогов Арагаца до берегов маленького озера Сев-лич, приютившегося у четырехглавой вершины горы.
Над ущельем, где шумит бойкая речка Амберд, Угрюмо стоят развалины крепости Амберд (то ли так ее назвали в честь речки, за века пробурившей глубокое ущелье в подмогу крепости, то ли речку окрестили в честь крепости, потому что название Амберд содержит в себе слово «берд», что по-армянски означает крепость, — речка ведь тоже вставала преградой перед неприятелем). Толстые стены, башни с бойницами — темно-багровые. Этот грозный цвет хранит память о пролитой здесь крови в беспокойную эпоху Багратидов. Стоит тут и непременный свидетель христианского духа тех давнишних времен — храм с разбитым орнаментом.
И вот по соседству с этой древностью — новейшие радиотелескопы Бюракана, улавливающие голоса далеких миров. Выше, откуда мы только что спустились, — космическая станция, оборудованная тончайшими электротехническими и радиотехническими приборами, целой системой чувствительных счетчиков.
Века отделяют эти творения разума и рук человеческих. Но века и объединяют их, поскольку разум человека — беспрестанная эстафета, передающая деяния одного века другому, одного поколения, одного творца — последующим.
А неподалеку от Амберда громоздятся каменные глыбы с древнейшим изображением рыб, символом воды — извечной мечты армянина об этом источнике жизни.